Марк Раабе - Надрез

При свете дня построенная в 1918 году вилла походила на живописный бельгийский замок – из светлого обожженного кирпича, с многочисленными узорами, высокой шиферной крышей, белыми окнами и дверьми, обрамленными широким фризом из песчаника. Особняк П-образной формы, в центре – классический вход, арка, на ней – широкий балкон, покоящийся на четырех точеных колоннах. За колоннами – широкая дубовая дверь.

Но сейчас, ночью, особняк напоминает скорее мрачную крепость, чьи внушительные очертания проступают во тьме.

Когда Лиз подходит к массивной каменной лестнице, ведущей ко входу в особняк, с двух сторон от ступеней зажигаются круглые фонари. Щурясь, Лиз решительно минует колонны. Мелкие камешки шуршат под ее подошвами, и этот звук эхом разносится под аркой виллы. На черновато-коричневой двустворчатой двери виднеется латунная львиная голова с кольцом в пасти. Справа от двери – латунный звонок, над ним – полированная табличка без имени. Если судить по табличке, никакого Виктора фон Браунсфельда здесь нет.

Лиз протягивает руку к дверному кольцу – она подозревает, что звонок отключен, – когда дверь распахивается. Лиз замирает. Она смотрит прямо в дуло охотничьего ружья. Владелец оружия прижал щеку к прикладу, его взгляд мечет молнии. Судя по тому, как он смотрит на нее поверх прицела, обращаться с оружием он умеет. Седые волосы всклокочены, на лице – возмущение.

– Привет, Виктор, – негромко говорит Лиз, отступая на шаг. – Вы один?

Фон Браунсфельд по-стариковски близоруко щурится. Костистая рука лежит на спусковом крючке. Слышится утробное рычание, и Лиз переводит взгляд на дверной проем. Оба добермана подходят к хозяину. Медленно и очень осторожно она показывает собакам открытые ладони.

– Привет, Ал. Привет, Декс.

Огромный сторожевой пес, принюхиваясь, подходит ближе, тычется мордой в ладонь Лиз и принимается облизывать ее пальцы – на руках все еще чувствуется запах собачьего корма. Старик смотрит на пса, затем на Лиз.

– Их любимые косточки, – говорит она, подмигивая Виктору.

– Лиз? – Фон Браунсфельд ошеломленно опускает оружие. – Вы с ума сошли? Как вы вообще сюда пробрались? – Его взгляд скользит по ее оцарапанному кустарником лицу. – Выглядите как мокрая курица.

Лиз устало улыбается.

– Ну и чего вы тут стоите как дура? – напускается на нее Виктор. – Заходите! И я хочу услышать подробное объяснение этой вашей эскапады!

– Только если вы один, – тихо говорит Лиз.

Фон Браунсфельд удивленно приподнимает брови.

– Я всегда один. Вы же знаете.

Дверь за Лиз захлопывается, и звук величественным эхом разносится по холлу, отражаясь от красновато-коричневого мрамора. В центре украшенного лепниной потолка висит огромный газовый светильник – еще девятнадцатого века. Тени пляшут на полу.

Фон Браунсфельд открывает дверь в гостиную и прислоняет ружье к драпированной тканью стене. Лиз сразу смотрит на камин, где догорают поленья. На каминной полке по-прежнему стоят фотографии в рамках.

– Присаживайтесь. – Старик указывает на три диванчика, расставленных вокруг объемного стеклянного стола в центре комнаты.

Лиз переводит взгляд на свои испачканные землей кроссовки, но фон Браунсфельд отмахивается.

– Пол все стерпит. Паркет дубовый – ночью грязи не видно, а завтра утром кто-нибудь придет и уберет.

Лиз кивает. Она осматривает комнату, картины, в том числе Моне и два портрета в жанре ню кисти Ренуара, переливающиеся в отблесках точечных светильников, в центре – черная зубчатая люстра, серовато-коричневые гардины, а на их фоне – современные мягкие раскладывающиеся диванчики. Экстравагантный стиль обстановки произвел на Лиз впечатление еще во время ее первого визита сюда. Каким-то удивительным образом тут все гармонично сочеталось, хотя в обстановке были представлены разнообразнейшие стили: модерн, классика, ар-нуво и мрачные витиеватые элементы интерьера, как, например, эта готическая люстра.

Еще когда Лиз снимала интервью с фон Браунсфельдом, эти значимые и не очень нарушения стиля раздражали ее, словно фон Браунсфельд жил на грани нескольких миров.

– Вы помните о нашем соглашении? – спросил он тогда, когда они устроились на диванчиках и уже загорелся красный огонек видеокамеры.

– Ну конечно. Никаких вопросов о семье. – Лиз кивнула. Ничего другого ей не оставалось.

Сейчас она смотрит на камин. Пламя пляшет над обуглившимися поленьями.