Кирилл Берендеев - Тринадцать секунд

– Вот еще что важно. Дом старый, звукоизоляция никакая, так что старайся все делать очень тихо, – продолжал поучать меня мой наниматель. —Соседка из дому не выходит, это тоже минус. Но я надеюсь, ты справишься достаточно быстро, мест, где Щукин хранил бы свои сбережения, в его «однушке» не так много.

– Полагаю, – вздохнул я, беспомощно глядя, как Окунев вертит в руках кассету. На ней уже был записан наш разговор по телефону, ничего особенного, но мне все равно будет очень плохо, если Окунев завладеет ей насовсем и послушает.

– Да, чуть не забыл главное. Дом проходной, ты, наверное, видел, когда поднимался на этаж. У парадного все время торчат бабки, поэтому не следует тебе, чужаку, шататься взад-вперед, тем более, сначала с пустым, затем, с награбленным, – он хмыкнул. – На черном ходу расположена прачечная, возьми с собой тряпку и бечевку, во что можно было бы обмотать добытое и уходи – непременно черным ходом, как если бы забрал что-то из чистки.

Я кивнул, снова отвлекаясь на город, в лучах заходящего солнца. Окунев не дал мне этой возможности, ткнув в бок.

– Так, вышел, прошел через переулок Морриса Коэна и автобусом доехал до улицы Джорджа Блейка. Я буду ждать тебя на крыльце магазина «Ткани».

– Слишком близко к моему дому, – тут же возразил я. – Может, лучше, на пересечении проспекта Кузнецова и бульвара Медведева, возле магазина «Шторы»?

– Это не обговаривается, – отрезал Окунев.

– Хорошо, начальник, как скажешь, – хмыкнул я. Мой собеседник не удостоил меня взглядом, на сей раз, он сам увлекся видом закатного города. Поистине, зрелище отсюда представлялось величественным, багровеющее солнце заливало дома и скверы золотом уходящего дня. Кабинка остановилась на самой верхотуре какие-то секунды, а затем нехотя начала нисхождение.

– Главное для тебя – успеть, – повторил Окунев, неохотно отрываясь от удивительной панорамы. – уложиться в полчаса, чтобы никто ничего не заподозрил. Возможно, Щукин прячет свои сокровища с умением опытного милиционера, поднаторевшего в подстатейных делах, а может, просто бросает их в ящик стола; как известно, самое безопасное место находится у всех на виду. Но главное, не только найти деньги, но и устроить бардак, нарушить установившийся порядок, поломать фото, все подарки его жены, главное, чтобы был разор, чтобы ему неприятно стало входить в квартиру, чтобы он ни к чему не мог прикоснуться, чтобы….

Окунев резко замолчал, переводя дыхание. Я осторожно спросил:

– Насколько это важно?

– Для меня – очень. Видишь ли… – он помолчал, но не мог не добавить, видимо, после произнесенной речи, его распирала необходимость признаться. – Видишь ли, двенадцать лет назад он увел у меня жену. Мы любили друг друга. А он пришел и… все взял. Да еще и фактически мою любовь приговорил. Такое не прощается, – резко прибавил он. – Да, я тогда был гол, как сокол, а у этого мерзавца водились деньжата, знакомства… но как же быстро она попала в дом этого самодовольного тщеславного, тупого ублюдка!

Произнеся эти слова, Окунев отвернулся. Часто дыша, вцепился в поручень, приходя в себя. Я все же решился спросить:

– И она не вернулась к вам?

– Нет. У женщин своя гордость.

– А может быть, потому что….

– Нет! – почти крикнул он. И после паузы добавил: – Не зли меня, хуже будет. Сделай, как я велю, и катись на все четыре стороны. Ты мне больше не нужен. Мне нужна была только она.

Кабинка вернулась на землю. Окунев молча вернул кассету, и, не прощаясь ушел. Проводив его долгим взглядом, я положил ее в карман и поплелся к выходу. Наутро позвонил Стасу.

– Значит, вот оно как! – воскликнул мой знакомый, внимательно выслушав рассказ. – Никогда бы не подумал. Все просто и все так сложно. Похоже, он действительно отпустит тебя после операции. Хотя… по мне так лучше перестраховаться лишний раз и не лезть на предложенный рожон.

– Послушай, мы с Окуневым договорились на этот четверг, сейчас вторник, сам посуди, когда можно успеть?

– Обмозгуем. Тем более, у меня уже кое-что есть. Надо встретиться. Ты сегодня можешь? – я отвечал согласием. – Тогда на площади Красной капеллы, у кафе, через два часа. Просьба: оденься попроще и принеси с собой бутылку пива.

В обеденный перерыв я удалился из типографии и отправился к указанному месту. Гадая, с чего бы это Стас вдруг стал так рисковать и появляться в людных местах, патрулируемых органами правопорядка.

Я не сразу его нашел. Вернее, не сразу понял, что Стас прямо передо мной: он облачился в какие-то отрепья, скорее, власяницу, уселся на деревянный ящик у черного входа в кафе и терпеливо ждал, пока я замечу его присутствие. И только когда снял видавшуе виды тирольку с каштановых волос я с немалым удивлением понял, кто сидит в двух метрах от меня, и сосредоточенным покашливанием, коим обычно маскируется плохо скрываемый смех, пытается привлечь мое внимание.