Кирилл Берендеев - Тринадцать секунд

Стас помолчал, посмотрел за окно, прислушался к шумам на складе. И произнес, чуть успокоенный:

– Вроде все пока. Как получишь инструкции, звони мне по этому номеру, – он протянул визитку. – Три звонка, перерыв, потом снова три. И подожди, пока я не уйду. Расходиться будем по одному. Ну, до встречи.

Стас вышел из кабинета, быстрым шагом пройдя через склад. Запищала сигнализация чьей-то машины – через минуту, когда она умолкла, я услышал строгий голос своего знакомого.

– Торговая инспекция. Так, молодые люди, я смотрю, у нас здесь проникновение на опечатанный склад, да еще… гм, порча имущества.

Влюбленные занервничали. Молодой человек, вступаясь за себя и даму, возразил:

– Но ведь двери-то открыты.

– Надо смотреть внимательнее, – укорил молодого влюбленного Стас. – Кто-то ошибся второпях и опечатал со стороны петлей. Так что это еще не повод забираться на склад и заниматься бог знает чем…

– Но мы… мы же не раз уже тут… в смысле…

Разговор заметно стих, если я и разбирал слова, то лишь по одному на фразу. Наконец, Стас, величаво возвысив голос, произнес:

– Хорошо, тогда подвезите до Агаянца, – после чего захлопали двери, завелся мотор и машина с влюбленными в сопровождении Стаса, отправилась в путь. После этого я, как и обещал, выбрался со склада и отправился домой.

Вечером я позвонил Окуневу, предварительно подключив диктофон к старенькому кнопочному «Панасонику» и сразу после его приветствия, пожелал разузнать подробности предстоящей операции. Но и мой собеседник взял с места в карьер, похвалив за разумно быстрое согласие на полное ему подчинение, он стал настаивать на встрече.

– Не хочу откладывать отпуск, даже на день, а деталей обговорить надо множество. Подъезжай ко мне, – предложил он точно в издевку. Я отказался, последующие десять минут мы спорили о месте встречи. Наконец, сошлись на луна-парке.

– Забавно, что ты это предложил, – произнес Окунев, взаправду хмыкая, – но твое дело. Захвати ручку, будешь конспектировать, все равно с ходу всего не запомнишь.

– Ничего, постараюсь запомнить как-нибудь, – диктофон я собирался взять с собой. Окунев буркнул что-то неразборчивое, прощаясь. Я стал собираться.

Диктофон у меня был старый, советского еще производства, и двухкилограммовым весом своим оттягивал куртку спереди, придавая моим тщедушным габаритам какую-то странную форму, точно все силы ушли на поддержание в форме пивного живота. Но ничего другого при таких габаритах отечественных микросхем (как известно, самых больших в мире), запрятанных в пластмассовую упаковку, я поделать не мог, как ни старался. Оставалось надеяться на близорукость Окунева.

Посему, сразу по приходе в луна-парк, я сел на первую попавшуюся лавочку и стал ждать. Вечер клонился к закату, народу оставалось немного, и все больше у колеса обозрения, где вертелись неугомонные малыши, не желавшие уходить из парка, не посмотрев с вышины на город, и усердно клянчившие на путешествие к небу у затюканных затянувшимся летним днем родителей. Просто как я сам в молодые годы.

Пока я ностальгировал, разглядывая ребятню, неожиданно заметил Окунева. Он пришел много раньше меня, и сидел, удобно расположившись, на другой лавочке; заметив мой взгляд, несколько обескураженный, усмехнулся и поманил пальцем.

Вставать с диктофоном на пузе было тяжеловато, я засунул руки в карман куртки и пошел к нему. Окунев пристально разглядывал меня по мере приближения, а по достижении его скамейки, заявил:

– Очень хорошо, что ты так пунктуален. Теперь сделай милость, вынь свою шкатулку из-за пазухи или я сделаю это за тебя. А теперь садись и смотри на счастливых детей светлым взором, роль папаши для тебя еще старовата, посему считай себя дядей одного из этих пацанов. Да, в их возрасте я столь же восхищался колесом обозрения, и так же охотно, с папиным биноклем ехал на самую высь, чтобы осмотреть город, правда, не этот. Вытаскивай шарманку и положи на колени, чтобы я видел. И кассету дай мне. А теперь пойдем, покатаемся. Всего пару кругов – сегодня чудный день, грех такой упускать. Да и дядя Валера платит.

Кабинка колеса обозрения вмещала четверых, но Окунев сделал все от него зависящее, чтобы нам никто не помешал, а заодно, привлек к этому занятию максимальное количество народа, попутно рассуждая о достоинствах видов на полотнах Левитана и Куинджи, подобные коим мы и будем сейчас наблюдать. У сторожа он выкупил кабинку сразу на два круга, что весьма раздосадовало стоящих за нами, и желающих сделать тоже самое. После чего мы прошли к колесу, дождались подъехавшей кабинки. Нам предстояло подняться на высоту двадцать пять метров и опуститься дважды – за это время он собирался изложить мне свой план в подробностях.