Матс Ульссон - Когда сорваны маски

– Что здесь происходит? – послышался возмущенный женский голос.

Это исследовательница из Лунда вышла вперед из толпы обступивших меня зевак. Ее карие глаза буквально почернели от гнева и горели, как два раскаленных уголька.

– Вы прекрасны, когда сердитесь, – заметил я.

– Нахал, – прошипела она.

– Это всего лишь комплимент, поймите правильно.

Должно быть, эта девушка была родом из Гётеборга. Нигде не встречал таких зануд, как там.

Но я чувствовал себя непобедимым. Такое бывает, когда выходишь на ринг и твердо знаешь, что не имеешь права проиграть. Я повернулся и пошел к торговым палаткам. Разгневанная брюнетка бежала следом.

– Может, стоит позвонить в полицию? – обратилась она к Вивеке Бьёркенстам.

– Они уже здесь, – ответила та.

Я обернулся, ожидая увидеть Линн Сандберг, но вместо нее из машины вышел полицейский-мужчина. Он был в форме и при всех регалиях, только приехал почему-то не на служебном автомобиле, а на самом обычном.

– Кристер, займись этим, – велела ему фру Бьёркенстам.

– Вот этого, – показала на меня пальцем исследовательница из Лунда, – надо упечь за решетку.

– Да-да, – закивал Кристер. – Пройдемте. Надеюсь, мне не придется применять к вам силу.

Он ткнул меня своей дубинкой. «Лаксгорд» – стояло у него на бейджике. Хотя я и без бейджика уже понял, с кем имею дело.

– Давай же, Кристер, – подбодрил его я. – Угоди своим друзьям-наци.

Явно не готовый к такому отпору, Кристер Лаксгорд остановился и вопросительно посмотрел на Вивеку.

– Да что вы о себе возомнили, в конце концов! – закричала мне исследовательница из Лунда. – Какие такие нацисты?

– Спросите свою подругу Вивеку, – пожал я плечами.

Брюнетка перевела взгляд на фру Бьёркенстам.

– Сейчас прибудет настоящая полиция, – продолжил я. – Собственно, она уже здесь.

На пригорке стояла Эва Монссон. Она расстегнула куртку и держала руку на кобуре прикрепленного к поясу пистолета.

Это окончательно сбило с толку несчастного Лаксгорда.

Ободренный, я возвысил голос:

– И чтобы ты знала, Виван. Линн Сандберг из полиции Хельсингборга уже побывала в твоей больнице и забрала оттуда кое-кого из пациентов. Из тех, кого ты удерживала там насильно. – Я торжествующе оглядел публику. – Игра окончена.

Это была моя коронная реплика. Вивека Бьёркенстам поняла все. Некоторое время она двигала губами, как будто жевала табак, а потом промямлила, скорее обращаясь к самой себе:

– Эдвард – слабак. Всегда был слабаком… Это он не дал нам обойтись с девчонкой по-свойски.

– И слава богу… – повернулся я к ней.

– Ты ничего, ничего не понимаешь…

– Что вы имеете в виду, фру Бьёркенстам? – громко спросила исследовательница из Лунда.

Но Вивека вдруг приосанилась и, бросившись ко мне, закричала прямо в лицо:

– Вы ничего не понимаете!

Все вокруг разом стихли. Даже исследовательница из Лунда проглотила очередной вопрос.

– Ну, мне пора, – объявил я. – Я жду полицию. Настоящую полицию, а не ваших нацистских приспешников.

Лаксгорд стоял как прибитый. Ларс Берглунд и Бритт-Мари тоже спустились со стороны ресторана. Бритт-Мари уже вовсю орудовала небольшой камерой.

Трио на сцене как ни в чем не бывало распевало о том, как хотело бы иметь свою собственную луну, хотя над Сольвикеном ярко светило солнце [26].

О том же, что случилось с Андрюсом, «Калле» и Додеком, мне оставалось только догадываться. Я видел лишь, как Андрюс провожал своего нового приятеля до машины. По крайней мере один из троих держался на ногах нетвердо. Андрюс захлопнул дверцу, автомобиль дал задний ход и тронулся в сторону трассы.

Я помахал ему вслед, но мне не ответили.

Когда же я повернулся, чтобы идти в ресторан, к Эмме, то услышал за спиной истошный вопль Ларса Берглунда:

– Харри!

Я оглянулся. Вивека Бьёркенстам решительно шагала ко мне, сжимая в руке огромный нож. Его лезвие так и сверкало на солнце. Она уже занесла руку, как будто для удара, когда ее глаза вдруг выпучились, словно от удивления, и она рухнула лицом в землю. Нож звякнул об асфальт в паре сантиметров от моего правого сапога.

Левая нога Вивеки казалась неестественно вывернутой, из-под коленки текла струйка крови.

Подняв глаза, я увидел Эву Монссон. Она стояла, широко расставив ноги, и обеими руками держала перед собой пистолет. В воздухе запахло порохом.

Публика снова засуетилась. Одни бежали куда-то и кричали, другие созывали детей. На этот раз суматоха коснулась даже трио на сцене. Лишь аккордеонист не сдавался и голосил что-то о прекрасной жизни, пока девушка с гитарой не велела ему замолкнуть.