Матс Ульссон - Когда сорваны маски

Этот вывод придал мне решимости. Я сделал два шага вперед и изо всей силы двинул Лади ногой в пах. Ни одному великану не устоять перед таким метким ударом моего остроконечного сапога.

Лади обмяк и, медленно наклонившись вперед, схватился за больное место. Из носа закапала кровь. Лади зажал его, схватившись другой рукой за затылок и запрокинув голову. Вообще-то, он был достаточно крепок, чтобы подняться на ноги, даже если бы я ударил его еще раз, в голову. Но именно кровоточащий нос помешал ему сохранить равновесие, он замахал руками и бухнулся в воду.

Когда Лади, фыркая и отплевываясь, снова появился на поверхности, он жадно глотал воздух и отчаянно колотил руками.

– Помоги, – захрипел он. – Я не умею плавать.

Потом снова исчез под водой и снова всплыл, поднимая фонтан брызг.

Я присел на корточки:

– Весь секрет в том, что не надо молотить по воде, как мельница.

Лади послушался меня и снова пошел ко дну, а потом снова всплыл.

– Ч-чёрт… – выругался он по-шведски, а потом разразился каскадом русских ругательств.

Как видно, он действительно перепугался не на шутку.

Я встал и направился к Дану Фрею и Боссе-рыбаку.

– Проследите, чтобы он не утонул, – велел я им, – но не давайте ему выйти на берег, он хитер!

Краем глаза я заметил солнечный лучик, блеснувший в зеркальце заднего вида. Это подъезжал белый джип. Дверца распахнулась, но, прежде чем я успел добежать, водительская кабина опустела.

Я открыл заднюю дверцу, там тоже никого не было.

Эммина мама могла быть где угодно, но только не в джипе.

Наша с Лади потасовка на некоторое время отвлекла публику от мороженого и торговых лотков. Все пришло в движение. Люди куда-то бежали и тыкали в нашу сторону пальцами. И только музыканты играли как ни в чем не бывало.

– Он побежал туда, – показал маленький мальчик в сторону ресторана.

Я помчался по лестнице, но в зале никого не было.

– На кухне, – прошептал Ларс Берглунд.

Черт, там же Эмма!

Я толкнул ногой дверь.

Повариха Линда смотрела на меня вытаращенными глазами и зажимала рукой рот. Симон Пендер выглядел не менее напуганным.

Встретив мой взгляд, Линда показала глазами в угол, за плиту. Только тут я услышал чей-то приглушенный стон и решительно шагнул в указанном направлении.

В углу сидел Якоб Бьёркенстам и стонал, прижав ладони к вискам.

Рядом стояла Эмма с полуметровой деревянной мельницей для перца.

– Он пытался спрятаться, – объяснила Линда.

– Как дела? – послышался за моей спиной другой женский голос. – Что с Эммой?

Я оглянулся. В дверях стояла Эва Монссон.

– Ты, случайно, не прихватила с собой наручники? – спросил я.

Оказалось, что прихватила.

Мы помогли Якобу Бьёркенстаму лечь и перевернули его на живот. Над ухом у него была кровоточащая ссадина. Я завел ему руки за спину, Эва надела наручники.

– Хорошая работа, Эмма! – похвалил я.

– Линн только что звонила, – сообщила Эва и повернулась к Эмме. – С твоей мамой все в порядке.

– Где она? – спросила Эмма.

– В больнице в Хельсингборге. Не совсем здорова, но скоро поправится. – Эва перевела взгляд на меня. – Они держали ее в психдиспансере, как и другую женщину. Так сказала Линн. Они с напарником хорошо там поработали, судя по ее словам. И нашли много интересного.

– Меня это не удивляет, – отозвался я.

– Позже Линн сама обо всем расскажет.

– А где она сейчас?

– Едет сюда.

– Отлично! Это очень кстати.

– И еще одно…

– Что?

– Лаксгорд потерялся.

– То есть как – потерялся?

– Его отправили патрулировать футбольный матч, но он так и не вернулся. Никто не знает, где он.

– Час от часу не легче.

Я взял Эмму на руки, вынес в зал и посадил за стол, за которым сидел сам, и пошел на берег.

Дан Фрей и Боссе-рыбак бросили Лади спасательный круг, который тихо покачивался на воде. Рядом виднелась голова Лади, у которого как будто все еще кровоточил нос. Вероятно, именно эта неприятная особенность и заставила его в свое время бросить бокс.

– Он пытался выкарабкаться, но мы были начеку, – сказал Дан Фрей, потрясая огромным багром.

Присев на корточки, я заметил на лбу Лади еще одну кровоточащую ссадину.

– Твой шеф уже в наручниках, а мать Эммы в больнице, – сообщил я ему. – Может, для тебя будет лучше отпустить этот круг. Что с ним, что без него, ты стремительно идешь ко дну.

Когда я в ударе, остроумие хлещет через край. Я готов был выплеснуть на Лади еще какую-нибудь шутку, но ничего не приходило в голову.