Виктория Платова - Тингль-Тангль

Нож. Нож-нож-нож.

«Совсем не Мика» держала в руках нож. До этой минуты Васька питала к ножам известную слабость, особенно к перочинным крохам о двенадцати лезвиях. Блестящие, с пронзительными узкими телами, они завораживали Ваську. Совершенно другой экземпляр находился сейчас в руках «совсем не Мики». Ее нож был огромен и больше похож на тесак, снести таким голову (хотя бы и Васькину) – пара пустяков. К тому же по лезвию ножа лениво перемещалась темно-красная полоска – вверх-вниз, вверх-вниз.

С подобной темно-красной субстанцией Васька сталкивалась не раз: когда разбивала колени или разбивала нос. Разве что собственная Васькина кровь была чуть посветлее, разве что собственная Васькина кровь не была такой тягучей. И она уж точно не смогла бы перемещаться вверх-вниз по чему бы то ни было.

О, если бы все дело ограничилось кровью на лезвии!

Рукоять ножа (та ее часть, которая просматривалась сквозь пальцы «совсем не Мики») тоже являла собой выдающееся зрелище. Она была живой, опасно живой, к такой живности Васька – при всем своем безрассудстве – и на метр бы не подошла. Что же напомнила ей рукоять? – август, вторая половика бесконечно длинного дня, утопающего в бесконечно длинной жаре, от нее не спасают и тени от деревьев на Крестовском. От воды тоже никакого проку, – она не холоднее воздуха. Васька и Леха с Бычком путешествуют по острову в поисках прохладительных приключений. Весь их улов за день:

– стр-рашная история о кровососущем тополе, рассказанная Лехой;

– связка заржавленных ключей, найденная Бычком; пора бы и Ваське отличиться.

Случай предоставляется довольно скоро: она видит в пожухлой желтоватой траве что-то инородно-черное.

Мышь-полевка, крот-недомерок или еще какое-то мелкое животное. Животное и не думает убегать, лежит себе неподвижно – и при этом каждый сантиметр его тела находится в непрерывном движении. Крота (мышь) можно прихватить с собой, кормить кукурузными хлопьями и обучать бегу в колесе – так думает Васька, приближая к животному лицо.

И тут же отшатывается в ужасе.

Тело крота (мыши) кишит червями, они извиваются, наползают друг на друга, сворачиваются в кольца и снова выпрямляются, что-то подобное происходит и сейчас.

С рукоятью ножа.

Впрочем, у Васьки не было полной уверенности, что рукоять облепили именно черви. С тем же успехом роль колышущейся студенистой массы могли исполнять тараканы, мокрицы, крохотные змеи, жуки и их личинки – все то, что в большом количестве вызывает отвращение.

Наваждение длилось недолго, червей сменили вполне нейтральные лепестки каких-то цветов, а затем – и сами цветы, большие и яркие; потом наступил черед плодов, в основном – высушенных, с гладкой костяной оболочкой; возможно, последовательность была иной, возможно, в нее вклинивалось еще что-то, – одно не подлежало сомнению:

на Васькиных глазах разворачивается драма какого-то весьма сложного жизненного цикла.

Целиком зависящего от «совсем не Мики».

Стоило только Ваське понять это, как лицо красавицы-феи начало меняться. Грозовое облако волос перестало быть таковым, пряди успокоились и безвольно повисли вдоль щек (Мика, это и правда ты?), – не успела Васька как следует обрадоваться, а паутина тут как тут.

Да-да, прекрасный овал теперь обрамляет паутина, невразумительный пух, тонкие стекловидные волокна – и вот уже лицо перестает быть красивым, приобретает ярко выраженный землистый оттенок; глаза и рот вваливаются, нос заостряется, подбородок выпячивается вперед. До этого момента в ушах феи висели роскошные жемчужные серьги, а теперь?

Что видит Васька теперь?

Черных скорпионов с хищно загнутыми хвостами.

От страха у Васьки свело челюсти. Она и рада была бы заорать, да звуки застряли в горле. Она и рада была бы убежать, да ноги вросли в пол. Васька стояла, не двигаясь, а ввалившиеся глаза смотрели и смотрели на нее. А ввалившийся рот тщился изобразить улыбку.

Если бы этот кошмар продлился чуть дольше, Васька наверняка умерла.

Но он закончился, едва начавшись.

Перед ней с самым обычным, хотя и немаленьким, ножом в руках стояла Мика. Такая же пресная, какой была всегда. И с лицом у нее все обстояло нормально, и в ушах не было не то что скорпионов, а даже тех замечательных жемчужных серег, которые так потрясли Ваську.

Серег не было, а улыбка была.

Васька делила Микины улыбки на несколько категорий:

заискивающая