Виктория Платова - Тингль-Тангль

Ага —

Они здесь. Они здесь похоронены. Произошел несчастный случай. Они попали в аварию…

В Египте? – уточняет Васька.

Почему в Египте? При чем здесь Египет?

Они все это время были в Египте, так сказала Мика.

А-а, ну да, нуда, Мика все правильно сказала.

Васька начинает подозревать неладное: если они попали в аварию в Египте, то каким образом оказались здесь? И почему не заехали домой хотя бы на секундочку? – Ваське тоже хочется домой, в кладовку.

Но дядя Пека вовсе не собирается уходить, стоит и стоит, и при этом разговаривает с Васькой:

Если ты захочешь приехать сюда… Тебе достаточно будет сказать об этом мне или Мике и мы обязательно тебя привезем. И ты сможешь рассказать родителям, что происходит в твоей жизни, попросить совета.

У кого? – удивляется Васька. – У этого камня? С чего бы мне просить совета у камня, да еще отчитываться перед ним?

Ты ведь умница, Васька, ты всегда казалась мне не по годам смышленой… И ты уже большая, чтобы понимать какие-то вещи. Странно, что ты их не понимаешь. Или ты просто не хочешь понимать?

Васька молчит. Ее единственное желание – поскорее убраться отсюда. Выкрашенная в серебро оградка не имеет, никакого отношения к мамочке и папочке, и светлый хорошо отшлифованный камень тоже не имеет, и выбитые на нем лица какой-то женщины и какого-то мужнины.

Что там написано? – спрашивает Васька.

Разве ты еще не умеешь читать?

Что там написано?

Имена твоих родителей. Дата их рождения и смерти.

Я больше нехочу здесь оставаться. Не хочу.

Хорошо, мы уже уходим. Успокойся, детка.

Они возвращаются тем же путем, мимо крестов и звезд, к длиннющей стене из красного кирпича. Машина больше не кажется Ваське огромной, а дядя Пека – милым. В том, что произошло и происходит до сих пор, есть чудовищная несправедливость: дядя Пека время от времени посещает их дом, а Мика – так мозолит глаза круглые сутки, и только мамочка и папочка все не приходят. Масса вещей осталась на своих местах, а…

Только теперь Васька сообразила: не все вещи остались на своих местах, некоторые исчезли бесследно. Мамин махровый халат, например, и папины комнатные тапочки. И мамина расческа, и мамина косметика (Васька и пальцем к ним не притрагивалась), и огромный пазл с изображением старинной картины – папа собирал его по воскресеньям, после обеда, и всегда радовался, когда Васька подбирала ему нужный кусочек.

Она даже помнит, как называлась картина: «Любовь земная и небесная».

Если кто и виновен в пропаже вещей, так это Мика.

Мика – самое большое Васькина несчастье. Она липнет к Ваське как кусок давно прожеванной жвачки, контролирует ее каждую минуту, пристает с дурацкими вопросами, и потом, глаза Мики вечно на мокром месте. Особенно, когда она приносит египетские письма и маленькие египетские посылочки от родителей, Васька не читает писем, очень ей нужно – читать. Посылочки тоже не вызывают особенного любопытства.

Они – странные.

Васька никак не может решить, в чем заключается странность посылок. Наверное, в том, что в них нет ничего такого, что могло быть послано исключительно ей, Ваське, Безделицы из посылок подошли бы любой девочке, Васька здесь ни при чем. Как будто мамочка и папочка не знают, что она терпеть не может пластмассовые бусы и браслетики, и наборы игрушечной посуды, и носовые платки, пусть они хоть трижды будут кружевными. А песок?

Мика сказала ей, что это песок из Красного моря, но Васька хорошо помнит, что там были камни, ходить по ним не всегда удобно, а папа называл камни галькой. Они ездили в Египет всей семьей, и Мика тоже ездила, так неужели она забыла про гальку?

Что-то здесь не так.

А хуже всего Микины разговоры про книжки. Васька прекрасно знает, что на свете существуют книжки, она миллион раз держала их в руках, рассматривала картинки, гладила обложки – в книжках можно много чего найти, каким-то удивительным образом черные полоски на белой бумаге трансформируются в истории. Да такие истории, что прямо дух захватывает.

Мама умела извлекать истории из черных полосок, и папа умел – но на то они и мама с папой.

А теперь оказалось, что и скучная Мика обладает этим чудесным даром, кто бы мог подумать! Каждый вечер она устраивается рядом с Васькиной кроватью, и, раздуваясь от собственного величия, демонстрирует дар, тем самым унижая Ваську. Васька не очень-то вслушивается в то, что произносит Мика, она молча наблюдает за тем, как из круглого Микиного рта то и дело выскакивают эльфы, драконы, тараканища и немытые тарелки из «Федориного горя»; как движутся Микины веки, перескакивая со строчки на строчку – истории не получается.