Николай Зорин - Числовой код бессмертия

— Ну, сны снятся всем, — она опять улыбнулась и очень напомнила ему Ирину Молчанову: и улыбкой, и фразой. — Только эти сны какие-то… не знаю.

— Слишком реалистичные? — подсказал Александр Иванович и испугался, что выдал себя. Но, кажется, Маша этого не заметила. Ей хотелось поговорить о своих снах. Хоть с кем-нибудь, хоть с ним, например.

— Да. Но не только. Все они ужасно несчастливые. Все они кончаются моей смертью. Разные способы смерти — вот что такое мои сны. И мне кажется, что я действительно скоро умру. Раньше мне никогда не снилась смерть, ни моя, ничья вообще. А теперь…

— Чужая смерть вам тоже снится?

— Да, иногда. Но чаще всего моя. И это так страшно! Вот и сегодня ночью мне снилось, что мы все собрались здесь на даче — все в точности так, как было на самом деле, а утром приехали вы.

— Вам приснилось, что я приехал?

— Да, представляете? — Она жалобно улыбнулась. — А потом мы все вместе отправились на станцию, по унылой дороге, вдоль серых столбов высоковольтной линии, ветер раскачивал провода и жутко выл, шел снег, он бил прямо в лицо, слепил глаза. Я поскользнулась, стала падать, но в последний момент ухватилась за что-то — мне казалось, что это ветка, а оказалось — электрический провод. Обрыв на линии, поэтому и нет на даче электричества — вот о чем я подумала, прежде чем умереть. Вы приехали — первая часть сбылась. Значит, я действительно умру?

— Нет, ну что вы! — Он обнял Машу за плечи. — Мы на станцию пойдем через поле. Этот путь не очень удобный, но проверенный — я ведь и не знал, что здесь есть где-то дорога, через поле и шел — а главное, там нет никаких проводов. Все обойдется, поверьте. Мы ведь теперь знаем, чего следует опасаться.

— Да? — Маша доверчиво прижалась к нему, улыбнулась. — Я просто буду держать руки в карманах.

— Конечно. Вот увидите, что все будет хорошо. Вы доживете до глубокой старости.

Последняя фраза выскочила сама по себе, помимо его воли и испугала его. Но еще больше испугала Машу. Она в ужасе отпрянула от Александра Ивановича и замерла, словно в каком-то столбняке. Хотела что-то сказать, но не смогла, губы беззвучно шевельнулись и тоже замерли в неестественном положении, словно их настигла внезапная смерть во время крика.

— Что с вами, Машенька? — Александр Иванович тронул ее ладонь, ледяную и совершенно без-жизненную.

Губы ее опять шевельнулись и скривились в жалобную улыбку.

— Зачем вы это сказали? — еле слышно прошептала она. — Теперь уже ничего не изменишь.

— Почему не изменишь? — так же тихо спро-сил он.

— Потому что… — Она провела рукой по лицу, будто стирая сон. — Я не все рассказала. В моем сне было еще кое-что. Эта фраза… Вы читали чужие письма. После того как я умерла, вы читали чужие письма. И это было самое страшное.

— Чужие письма? — переспросил Александр Иванович и нервно рассмеялся. — Я никогда не читал чужих писем, — с усилием, но твердо проговорил он и почувствовал, что обманывает. — А что это были за письма?

— Не знаю, ведь не я их читала, а вы. Но после того, как вы закончили читать, сказали, обращаясь к кому-то: «Ты доживешь до глубокой старости». И тогда я поняла, это означает, что никто из нас до старости не доживет. Мне трудно объяснить, как я это поняла, но во сне мне стало это совершенно ясно. Никто не доживет до старости из тех, кто собрался сегодня на даче.

— Значит, Метапонт, — пробормотал Александр Иванович и вдруг осознал, что это и есть катастрофа, вселенская катастрофа, бесповоротная гибель, и решение уже принято, исправить ничего нельзя.

— Это было ужасно! — продолжала Маша, не понимая или не слыша его. — Такого ужаса я не испытывала никогда в жизни. И хоть в тот момент я уже умерла, я страшно испугалась смерти. Потому что это была какая-то другая смерть, полная, смерть без всякой надежды.

— Ну, какая же у смерти может быть надежда?

— Нет, нет, дело не в том. Эта смерть была смертью над смертью… Не знаю, как объяснить. Какая-то окончательная смерть.

— Значит, Метапонт, — повторил Александр Иванович. — Значит, он вычислил… Значит, ошибся… — Он вдруг диким взглядом уставился на Машу. — Но ведь, может, и не ошибся? Откуда нам знать? Может, это мы ошибаемся? Может, эта всеобщая гибель — не гибель, а новая совершенная сущность? Как ты думаешь, а?

— Я не понимаю, о чем вы. — Маша испуганно от него попятилась.

— Где находятся эти письма? — Он шагнул к ней.

— Здесь, на даче, на чердаке, — умирающим голосом, словно против своей воли, проговорила она. — Но неужели вы…