Владислав Вишневский - Аллегро

— Спасибо, за добрые слова, господин полковник, в адрес моей страны и моего народа, я обязательно это передам. И еще раз спасибо за достойного солдата. — Гейл резко бросила руку к шапочке-берету. Полковник тоже, как от толчка, выпрямился, и подчеркнуто торжественно, лицом к лицу, отдал честь американскому лейтенанту. Ну точь в точь, как на встрече союзных войск на Эльбе, в смысле как в кино показывали, красиво получилось и патетически.

Оркестр в это время — дирижер молодец, — а потому, что старый, молодой бы никогда не догадался! — грянул марш «Славься» Михаила Ивановича Глинки. Грянул оркестр всеми своими трубами и литаврами, колоколами и барабанами… Грянул, подчеркивая возвышенность момента, чистоту духа и помыслов. И без слов в музыке явственно слышалось:

Вот это музыка, вот это камертон! Ну, Глинка!.. Ну, мужик!.. Ну, композитор… не сказать больше, композиторище, не меньше! От земли Смоленской губернии, сын отставника капитана, с детства полюбивший народную музыку, славил музыкальным своим творчеством русский народ, царя, землю русскую… И как славил, на весь мир славил! И в опере, и в романсах разных и песнях, и произведениях для оркестра. Так и марш «Славься» его звучит — духовно осветлённо и возвышенно. Вот только один такой марш написать, считай, жизнь не зря человеческая. Не музыка — Гимн! А как слова-то подходят: «Славься Русь, Великая, Сильная, Могучая!..» Правильно и точно сказано!

О, о!.. А вот сейчас, слышите… Слышите… как славно звучит перезвон колоколов… От самых высоких, переливчатых, до самых низких, торжественных… Так и хочется снять шапку, перекреститься на золотые высокие купола, низко-низко потом поклониться земле своей, стране, народу своему, за его несокрушимую веру в добро и справедливость, простоту его и гениальность, безмерное его терпение, неизбывный талант и надежность… Ох и силища звучит!.. «Будь жив, будь здрав!.. Ура! Ура!..» Вот уж где душа-то народная раскрывается! Слышите! А потому, что Глинка, потому и «Славься».

И дирижер молодец, подполковник Запорожец, быть ему генералом — тьфу-тьфу не сглазить! — славно поймал момент, славно и подчеркнул его. И гостья, и сопровождающие гостью российские офицеры, стояли «по стойке смирно», держа правую руку у виска, у фуражек. А гостья, Гейл, держа руку прямо перед своим лицом, чуть выше правой брови. Стояли вытянувшись! Дань уважения российской земле отдавали, честь российскому народу!

Музыканты, в душе радуясь и гордясь, насладились музыкой всласть, полностью, до донца. Отыграли марш весь, как и положено, целиком, ничего не выбрасывая и не обрывая. Все его части, и все его вольты. В этом марше всё неразрывно, всё связано, всё логично и всё закончено. Прерывать не положено. А потому, что гений писал, Михаил Иванович Глинка.

Гениально и сыграно… сами за себя говорили глаза музыкантов. Конечно, гениально! Ни кто и не спорил. Присутствующая публика еще «кайфовала», была под мощным впечатлением отзвучавшего марша. И лица хозяев светились гордой улыбкой. А хитроватый, прищуренный взгляд их, остро и с любопытством смотрел на гостью: ну, как вам наша музычка, девушка, оценила?! А гостья, госпожа иностранный лейтенант, чуть склонив голову, восхищенно улыбаясь, как заведённая, непрерывно кивала головой, перебегая лучистым взглядом от одного музыканта к другому, шептала: Йес, йес!.. Грэйтс… Грэйтс мьюзик!

Дирижёр, только для Гейл, скромно, но с большим достоинством прокомментировал название, и автора только что произведённого эффекта.

— Это марш «Славься» Глинки, — сообщил он.

— Оу, Глинька! — не дожидаясь перевода, восторженно повторила, как пропела, гостья. — Глинь-ка, Мусорг-ский, — по слогам, плохо выговаривая русские слоги, путая ударения, называла русские фамилии, указывая на портреты по периметру оркестрового класса. — Чай-ковски, Римский-Кор-сакофф… Грейт раша! Грейт…

— Да! Это все наши, все великие… Они. — Так же гордясь, но намеренно небрежно, куда-то в сторону, подтвердил дирижер и совсем уж простецки добавил. — …И многие другие. — И только после этого поднял на гостью лукавый, испытующий взгляд. — Ну что, госпожа лейтенант, будем заниматься или как?..

Переводчик перевел, Гейл закивала головой:

— Йес, йес, оф корс.

— Будем! — подтвердил «интоприта».

Сопровождающие лица, будто в концерном зале, с готовностью чинно присели на стулья у стены, напротив оркестра, за спиной у дирижера. Фуражки в руках, руки на коленях, нога на ногу, подбородки приподняты, взгляд гостеприимный, и только на гостью…