Евгения Райнеш - Явление прекрасной N

Мысли в голове не плыли, не проносились, а тикали, как часы. Наверное, потому что Гордей хотел спать. Тик-так, тик-так, че-го кри-чал на Кай-су?

И, правда, чего кричал на Кайсу? Гордей поморщился сам от себя. Сделал глоток горячего чая.

А потом всё случилось одновременно.

– Котяра! – завопил диким голосом водитель.

Крышка от термоса дёрнулась, опрокинулась, руки обожгло кипятком.

– Да что ж… – взвизгнула Ирина в унисон с тормозами.

И Гордей увидел в окне ангела. Там всё мелькало, небо менялось с землёй, но ангел, мягкий как облако и такой же бело-серый, смотрел на него невозможно синими глазами.

А потом дымчатый ангел исчез, и Гордей тут же почувствовал невероятной силы удар, который вдавил его в сидение. И слева, и справа в тишину ворвался рёв гудков. Лобовое стекло мгновенно покрылось зловещей паутиной линий. Гордей успел наклониться и крепко закрыть глаза, чтобы летящие осколки не ослепили его.

Он чувствовал, как автомобиль тащит по наледи шоссе, разворачивая в страшном танце. Гордей не знал молитв, но «Отче наш на небеси» закружилось у него в голове, повторяясь этой единственной строчкой до бесконечности.

А потом кружение прекратилось.

– Помогите, – он услышал шёпот и, с трудом склонив голову, увидел, как Николаич, неестественно вывернув запястья, мёртвой хваткой держит руль. Костяшки его пальцев побелели.

– Ирина, вы порядке?

Голова поворачивалась только в одном направлении, и Гордей не мог увидеть фельдшера, как ни пытался.

– Да, да, – торопливо прошелестело слева.

– Кажется, нас опрокинуло, нужно срочно выбираться.

Входящий в поле зрения Николаич неудобно замер всё в той же скрученной позе, вцепившись в руль, он никак не отреагировал на слова Гордея. Внешних серьёзных повреждений у водителя, на первый взгляд, не наблюдалось, наверное, просто шок.

Свободной рукой (вторая оказалась прижата его же собственным телом) Гордей тряхнул Николаича за плечо. Тот очнулся.

– Всё норм, – сказал водитель и наконец-то разжал пальцы.

Гордей с облегчением выдохнул. Вывернутые под неестественным углом предплечья Николаича очень подошли бы для сцен в фильме ужасов. Из тех, где зомби, инопланетяне и кто ещё там палятся, когда принимают невозможные для человеческого тела позы.

– Славно, – ободряюще сказал Гордей.

К счастью, безопасное стекло разбивалось сразу в крошку, так что обошлось без порезов. Машина лежала на боку, но все казались живыми и – невероятная удача – относительно здоровыми. Гордей попытался открыть дверь, которая сейчас была сверху, всё той же свободной рукой. Дверь не поддавалась. Её заклинило намертво.

Гордей расшатал зажавшее его кресло, высвободил вторую руку и со всей силы выбил люк в крыше. Они вылезли, ссаживая кожу на локтях.

– Чёрт побери, – Гордей всё-таки попросил у Ирины сигарету.

Закурил, присев на корточки прямо на обочине. Руки его, обожжённые чаем и ободранные о дыру люка, дрожали.

– Кот, – Николаич присел рядом и тоже закурил. – Котяра, огромный, как бегемот.

Гордей с недоумением посмотрел на него.

– Был там. Прыгнул откуда ни возьмись. Прямо в лобовое стекло… Я и… Того…

– Иди домой, Николаич, – покачал головой Гордей. – Тебе выспаться нужно. Непременно лечь, и следовало это сделать ещё часов пять назад.

Котяра… И тут он вспомнил, что и сам видел в окне, пока их тащило, кружа, по шоссе: дымчатого, пушистого, как облако, ангела.

– И мне нужно, – тихо сказал сам себе Гордей. – Выспаться.

Но он так и не оказался в мягкой кровати в ближайшее время, как мечтал.

Гордей не попёрся бы с Эдом и Микой после тяжёлой смены в эту часть города, если бы не… Не всё это. Запах убежавшего молока в квартире, старые кальсоны, ключи, кинутые на пол и потом – авария. По отдельности он мог бы пережить и отправиться отсыпаться домой после противоречащей Трудовому кодексу полуторной смены, но всё вместе оказалось выше его сил.

И больше, чем спать, сейчас хотелось накатить. Гордей знал, что, осуществив дурацкий план Мики, они зайдут куда-нибудь «посидеть, как в старые добрые времена».

Хрущёвские пятиэтажки растерянно сгрудились в стороне. Окна-звёзды горели всеми вариантами жёлтого. Жилой комплекс засыпал, кутаясь в ночь, как в одеяло.

Когда-то они все жили в этом районе, ходили в одну школу. Одноклассники. Так давно. В прошлой жизни.

Машину пришлось оставить на обочине: никто не чистил снег, и за эти месяцы намело высокие сугробы, в которых тонкой ниточкой вихляла свеженатоптанная тропинка.