Ивонн прекратила писать и положила ручку поверх блокнота.
Она вспомнила с каким скрипом Эмос Андервуд согласился на интервью. Извивался, как змея на сковородке.
По телефону Ивонн решила – была уверена, вот правильные слова – что он испугался, и потому говорил резко, с наездом, но при встрече она поняла, что его поведение – упреждающий удар, ширма, за которой прятался мягкий человек. В нем жил художник или актер – существо с творческой жилкой, которому волею судьбы пришлось выполнять неприятную работу социального мусорщика.
Андервуд сказал, что «Дело о скелете» крайне опасное, но в чем заключалась опасность он отвечать не стал. Предупредил, что интервью может навлечь неприятные последствия. Использовал обтекаемые слова, как политик – много воды, а в итоге дал информации, чуть больше того, что Ивонн накопала без посторонней помощи.
И, вообще, тип он довольно странный. Несмотря на жару, в перчатках. Эмблема яхт клуба на лацкане пиджака и «Ролексы». Чиновник, который наверняка водит дружбу с местными шишками и не боится светить деньги.
Они беседовали в уличном кафе, рядом с отелом полиции. Андервуд постоянно вертел коротко стриженой седой головой. Колючий взгляд шарил по лицам людей, по окнам машин. Немыслимо для полицейского, но вместе с тем Ивонн сделала выводы: если чиновник высшего ранга чего-то боится – а он боялся, здесь не надо быть семи пядей во лбу – командировка затянется. Копать придется глубже. Да только сейчас вопрос стоял не в том, хватит ли смелости и терпения, а в том – как бы страшно это ни звучало – доживет ли она до конца.
Ивонн лишь теперь поняла, как важны для нее близкие люди. Важнее сенсаций. Что если… тот непонятный иероглиф – магическая защита: быть может, он обладает силой вернуть ее жизнь в нормальное русло. Ведь ничего случайного не бывает, а значит встреча с мужчиной и девочкой и той молодой женщиной были нужны для того, чтобы дать ей жизненно важную информацию.
Она огляделась по сторонам. Звучала печальная музыка. Бармен в жилетке и белой рубашке с бабочкой протирал стаканы на фоне сверкающих разноцветных бутылок. Он был похож на ворону в калейдоскопе осенней листвы.
Ивонн достала купюру из бумажника, бросила на стол и, подставив сумку к краю стола, сгребла в нее блокнот с ручкой и мобильный телефон.
Ивонн Шнайдер поняла, что все это как-то связано: и «Дело о скелете», и Эмос Андервуд – свидетель-соучастник, говорящий грудным, гипнотическим голосом, а с ними – бессонница и галлюцинации, и, наконец, неумолимая тяга приехать в парк, сесть у фонтана, достать из сумочки мел, который она нашла на земле и чертить странный символ на гранитной плите.
Кто подсадил иероглиф в ее подсознание?
Кто написал тот портрет, который привел ее в Нуабель?
Ивонн устала искать ответы.
Она решила – и это решение стояло на прочном фундаменте сумасшедшей, но твердой, как мачта уверенности – что ей следует пойти туда снова. Оказаться в парке, сейчас, посреди ночи. Если потребуется, если парк закрыт, она перелезет через забор. Она сядет на край фонтана, но не станет ничего рисовать, а просто положит ладонь на то место, где начертана руна, и будет ждать.
Ивонн перекинула сумочку на плечо и вышла из бара. Толпа китайских туристов, заполнявших вестибюль «Нуабель Инн», галдела как стая ворон. Крики, блеск и яркий свет оглушили ее. Обстановка дергалась, кособочилась и гремела, как рваная кинопленка. Она приложила пальцы к вискам, надавила и круговыми движениями попыталась привести себя в чувство.
Швейцар распахнул массивную деревянную дверь высотой в три человеческих роста. Ивонн махнула рукой, ввалилась на заднее сиденье такси. Спустя пятнадцать минут езды она вышла. Оглянулась по сторонам и повернула влево, туда, где как она знала, пролегает короткий путь к парку святого Антония.
Ивонн шла и не думала ни о чем, как женщина, идущая на свидание. На встречу с чем-то, что разгонит мглу и подарит энергию.
Но ждал ее отнюдь не свет и спасение, а долгая и непроглядная темнота, такая же черная и холодная, как вода на дне заброшенного колодца.
Ивонн вышла за грань света уличных фонарей, и тьма набросилась на нее со всех сторон.
Экран выключился, зрительный зал исчез.
Сумочка соскользнула с плеча и упала на тротуар.
Ивонн больше не знала, где находится и куда держит путь.
Асфальт оборвался, и стук каблуков утонул в высокой траве.
Читать дальше