Матильде Асенси - Последний Катон

— Капитан Глаузер-Рёйст?

— Твой друг капитан умудрился перевезти Марцинкуса в Ватикан с дипломатическим паспортом, чтобы его не могла задержать итальянская полиция. Попав в безопасное место, он организовал отвлекающую кампанию для общественного мнения, неизвестно какими методами добившись того, чтобы некоторые журналисты охарактеризовали Марцинкуса как наивного, недобросовестного и зазевавшегося администратора. Потом он увёл его в тень, организовав ему новую жизнь в небольшом американском приходе в штате Аризона, где он и находится по сей день.

— Пьерантонио, я в этом ничего преступного не вижу.

— Да нет, он ничего не делает противозаконно! Просто не обращает на закон внимания. На швейцарской границе задержали кардинала с миллионами в чемодане, которые он хочет провезти как дипломатическую почту? Глаузер-Рёйст выезжает направить события на путь истинный. Забирает кардинала, возвращает его в Ватикан, добивается того, чтобы пограничники «забыли» об инциденте, и стирает все следы этого дела, так что выходит, что таинственного исчезновения денег никогда и не было.

— Всё равно я не вижу причин опасаться Глаузер-Рёйста.

Но Пьерантонио уже завёлся:

— Итальянское издательство опубликовало скандальную книгу о коррупции в Ватикане? Глаузер-Рёйст быстро находит монсеньора или монсеньоров, которые предали ватиканский закон о молчании, затыкает им рот неизвестно какими угрозами и добивается того, чтобы пресса после начального скандала предала это дело полному забвению. Кто, по-твоему, готовит отчёты с самыми скабрезными подробностями частной жизни членов курии, чтобы потом у них не было другого выхода, как молча покрывать определённые бесчинства? Кто, по-твоему, первым вошёл в квартиру капитана швейцарской гвардии Алоиза Эстерманна в ту ночь, когда он, его жена и капрал Седрик Торней погибли якобы от выстрелов, сделанных капралом? Каспар Глаузер-Рёйст. Он забрал с собой доказательства того, что произошло там на самом деле, и выдумал официальную версию о «приступе безумия» капрала, которого церковь обвинила в употреблении наркотиков, в «неуравновешенности и мстительности», так что слухи об этом просочились в прессу. Он единственный знает о том, что случилось той ночью на самом деле. Ватиканский прелат организует несколько, скажем, «разгульную» вечеринку, а какой-то журналист хочет об этом написать и опубликовать скандальные фотографии? Не о чем беспокоиться. Статья никогда не выходит в свет, а журналист после посещения Глаузер-Рёйста до конца своих дней держит рот на замке. Почему? Можешь себе представить! Прямо сейчас на одного из важных церковных прелатов, архиепископа Неаполитанского, завела дело судебная прокуратура Базиликаты, обвиняющая его в ростовщичестве, участии в преступных группировках и незаконном присвоении имущества. Можешь на что угодно поспорить, что его оправдают. Судя по тому, что мне рассказали, в это дело уже вмешался твой друг.

В голове у меня возникла зловещая мысль, которая была мне совершенно не по душе и вызывала огромное беспокойство.

— А что скрывать тебе, Пьерантонио? Ты не говорил бы так о капитане, если бы у тебя самого не возникло с ним каких-то проблем.

— Мне? — Он выглядел удивлённым. Внезапно весь его гнев испарился, и он стал живым воплощением пасхального ягнёнка, но меня ему было не обмануть.

— Да, тебе. И не начинай мне рассказывать, что всё знаешь о Глаузер-Рёйсте, потому что церковь — большая семья, где всё обо всех известно.

— Ну, это тоже верно! Те, кто находится в церкви, занимая определённые посты, знают всё почти обо всём.

— Возможно, — машинально пробормотала я, глядя на маячившие вдалеке затылки Мёрфи Кларка, Кремня и Фарага, — но меня тебе не обмануть. У тебя с капитаном Глаузер-Рёйстом были какие-то проблемы, и ты обо всём расскажешь мне прямо сейчас.

Брат рассмеялся. Проскользнувший между двух облаков тонкий луч светил ему прямо в лицо.

— А почему я должен тебе о чём-то рассказывать, крошка Оттавия? Что может толкнуть меня на исповедание грехов, которые нельзя открывать никому и уж тем более младшей сестре?

Я холодно посмотрела на него, изображая улыбку на лице.

— Потому что, если этого не сделаешь ты, я иду сейчас к Глаузер-Рёйсту, рассказываю всё, что ты мне сказал, и прошу, чтобы на этот вопрос ответил мне он.

— Он этого не сделает, — горделиво отпарировал он. Что и говорить, скромное облачение францисканца совсем ему не шло. — Такой человек, как он, никогда не заговорит о таких вещах.