Матильде Асенси - Последний Катон

Я хотела увидеть абсолютно всё, и глаз у меня не хватало на то, чтобы одновременно вобрать в себя невероятную прелесть этих вымощенных камнем улочек с магазинчиками, где продавали футболки и сувениры, и странных жителей города, одетых по обычаям трёх существовавших здесь культур. Но самое большое впечатление на меня произвело прохождение Крестного Пути, дороги, по которой прошёл к Голгофе Иисус Христос с крестом на плечах и впивающимся в кожу терновым венцом на лбу. Как описать словами это чувство? Таких слов просто нет. Пьерантонио, читавший мои эмоции, как открытую книгу, отстал и пошёл рядом со мной, пропустив вперёд капитана, отца Кларка и Фарага. Было ясно, что думает мой брат совсем не о том, чтобы прочесть со мной молитву Крестного Пути. На самом деле он хотел вытащить из меня побольше информации о выполняемой нами миссии.

— Но послушай, Пьерантонио, — возмутилась я, — ты ведь уже всё знаешь! Почему ты пристаёшь ко мне с вопросами?

— Потому что ты ничего не рассказываешь! Из тебя всё нужно тисками вытягивать!

— Ну что ты хочешь из меня вытащить, интересно знать! Больше ничего нет!

— Расскажи мне про испытания.

Я вздохнула и подняла глаза к небу в мольбе о помощи.

— Это не совсем испытания, Пьерантонио. Мы проходим что-то вроде Чистилища, которое должно очистить наши души, чтобы мы были достойны прийти к Земному Раю ставрофилахов. Вот наша единственная цель. Как только мы найдём Истинный Крест, мы позвоним в полицию, и они возьмут на себя всё остальное.

— Ну а что с Данте? Господи, это невероятно. Ну же, расскажи мне!

Я резко остановилась посреди группы американцев, совершавших одно из стояний Крестного Пути, и обернулась к нему.

— Давай договоримся, — серьёзно заявила я. — Ты рассказываешь мне про Глаузер-Рёйста, а я тебе выдаю все подробности нашей истории.

Лицо брата исказилось. Я готова поклясться, что видела, как в его святых глазах блеснула молния ненависти. Он покачал головой.

— В Палермо ты сказал, — не унималась я, — что Глаузер-Рёйст — самый опасный человек в Ватикане, и, если мне не изменяет память, спросил, как это я работаю с тем, кого боятся небо и земля и кто является чёрной рукой Церкви.

Пьерантонио снова зашагал вперёд, оставляя меня позади.

— Если хочешь, чтобы я рассказала тебе историю Данте Алигьери и ставрофилахов, — догнав, продолжала соблазнять его я, — тебе придётся сказать мне о Глаузер-Рёйсте. Не забывай, это ты научил меня добывать информацию, даже переступая через укоры собственной совести.

Мой брат снова остановился посреди Крестного Пути.

— Хочешь всё узнать о капитане Каспаре Линусе Глаузер-Рёйсте? — вызывающе спросил он, и искры гнева так и сыпались в разные стороны. — Так узнаешь! Твой любимый коллега занимается покрывательством всех грязных делишек важных деятелей церкви. Уже около тринадцати лет Глаузер-Рёйст уничтожает всё, что может бросить тень на образ Ватикана; и когда я говорю «уничтожает», это значит уничтожает: угрожает, отбирает силой, и я бы не удивился, узнав, что для исполнения своего долга он дошёл и до убийства. Никто не в силах укрыться от длинных рук Глаузер-Рёйста: ни журналисты, ни банкиры, ни кардиналы, ни политики, ни писатели… Если, Оттавия, в твоей жизни есть какая-то тайна, лучше Глаузер-Рёйсту о ней не знать. Имей в виду, что однажды он сможет абсолютно хладнокровно и без малейшего сочувствия использовать её против тебя.

— Да прямо уж! — подстегнула его я, но не потому, что сомневалась в его словах, а потому что знала, что так заведу его, и он будет говорить дальше.

— Прямо уж? — возмутился он. Мы снова зашагали, потому что отец Кларк, Фараг и Кремень ушли далеко вперёд. — Тебе нужны доказательства? Помнишь «дело Марцинкуса»?

Ну да, что-то я об этом слышала, хотя немного. Как правило, всё, что шло против церкви, оставалось более или менее за пределами моей жизни и жизни всех монахинь и монахов. Мы не то чтобы не могли ничего узнать, мы могли, но не хотели; нам априори не нравилось слышать такого рода обвинения, и мы все более или менее пропускали антиклерикальные скандалы мимо ушей.

— В 1987 году итальянские судьи приказали арестовать архиепископа Поля Казимира Марцинкуса, тогдашнего директора «IOR» (Института религиозных дел), также известного в качестве Ватиканского банка. После семи месяцев следствия ему предъявили обвинение в мошенническом банкротстве миланского «Банко Амброзиано». Было доказано, что этот банк контролировала группа иностранных корпораций, зарегистрированных в оффшорных зонах Панамы и Лихтенштейна, которые на самом деле служили прикрытием «IOR» и самому Марцинкусу. «Банко Амброзиано» оставил за собой «дыру» на более чем тысячу двести миллионов долларов, из которых Ватикан под давлением вернул кредиторам только двести пятьдесят. То есть Ватикан «заглотил» больше девятисот миллионов долларов. Знаешь, кто занимался тем, чтобы Марцинкус не попал в руки правосудия, а всё это мутное дело поросло быльём?