Андрей Троицкий - Черные тузы

– Вы, Владимир Андреевич, вышли бы отсюда, – повернулся к Марьясову Васильев. – А то здесь жарко будет, как в бане.

Марьясов поднялся с мягкого дивана, шагнул к Лысенкову.

– Сергей, через пару минут я не смогу для тебя ничего сделать. Ты перестанешь быть человеком. Подумай.

– Я сказал все, – Лысенков громко икнул. – Пусть он меня больше не мучает. Скажите ему.

– Игорь, пойдем на улицу.

Марьясов повернулся к пресс-секретарю, внимательно наблюдавшему за действиями Васильева.

– А можно я останусь? – Куницын посмотрел на Марьясова просительно. – Пожалуйста.

– Ну, как хочешь, я в машине.

Марьясов пожал плечами и быстро вышел из комнаты.

Марьясов промаялся в машине около часа. Время от времени он поглядывал на освещенные окна дома, затуманенные горячим паром. Он курил, и, включив свет в салоне, пытался читать газету, но никак не мог сосредоточится. Пару раз он выходил из машины, делал вокруг неё круги, снова занимал место на заднем сидении. Метель на улице не собиралась успокаиваться, напортив, становилась все злее, ветер тонким человечески выл где-то рядом, может, в печной трубе дома Лысенкова. Дальние огоньки цементного завода растворились в ночи и в снегу.

Фигура Куницына темной тенью отделилась от дома, когда Марьясов, уже совсем потерявший терпение, собирался снова по морозцу прогуляться вокруг автомобиля. Пресс-секретарь, устроился на переднем сиденье, обернулся назад, в полутьме его глаза горели странным неестественным возбуждением.

– Ну, Васильев постарался, – Куницын, пытаясь передать, как именно постарался Васильев и не находя слов, лишь с шумом выпустил из груди воздух. – Постарался, попотел… А Лысенкову через воронку влили в глотку литр водки. Вообщем, несчастный случай, пьянка до добра не доводит, – Куницын хихикнул. – Любой двухнедельный покойник сейчас выглядит лучше него.

– И что Лысенков? – Марьясову неприятно было видеть глаза пресс-секретаря, горевшие яркими угольками.

– Готов, – Куницын перевел дух. – Видно, он и вправду знал не больше того, что рассказал. В последний момент ему уже не было никакого смысла врать.

Куницын, видимо, собирался сообщить ещё что-то, но остановился, поняв, что Марьясов не хочет знать подробностей.

– Лысенков что-нибудь ещё сказал перед смертью? – Марьясов вздохнул.

– Ничего такого. Он только спросил, сколько времени. И все, потом умер.

– Ладно. Чемодан придется найти.

– Васильев найдет. Где бы кейс ни находился, кто бы его ни украл, – сказал Куницын. – Васильев найдет обязательно.

Марьясов посмотрел на окна дома. Сейчас он отчетливо увидел, как в комнате, выливая на пол бензин из канистры, двигается Васильев, уже одетый в светлую дубленку. Рядом с ним беспорядочно суетился молодой парень, его помощник Трегубович. Отбросив пустую канистру в сторону, Васильев исчез из поля зрения, но уже через минуту появился на улице. Одно за другим выдавив два оконных стекла, он запалил газету и просунул горящую бумагу в комнату.

– Поехали, – Марьясов тронул водителя за плечо.

Петр Росляков, осмотрев беглым невидящим взглядом стены собственной комнаты, приложил лоб к холодному оконному стеклу и проглотил застрявший в горле тошнотворный садкий комок. За окном улавливалось какое-то неясное движение, вечерние пешеходы в синих ранних сумерках похожие на бесплотные тени, преломлялись в замороженном стекле, появлялись и исчезали. Бесшумно, не касаясь мостовой, проплывали машины, похожие то ли на бесформенные дирижабли, то ли на серых слонов.

Росляков поежился, хотя в комнате было тепло.

То, что случилось сегодня, казалось дикостью совершенной, не укладывалось ни в какие привычные, давно сложившиеся понятия и представления о повседневной, человеческой жизни и будничном бытие. Оторвав лоб от стекла Росляков, словно стряхивая созерцательное оцепенение, тряхнул головой. Нужно, избавившись от лишних эмоций, посмотреть на вещи здраво и трезво, спокойно все обмозговать, что-то определенное решить для самого себя, а уж потом действовать. Главное не запаниковать.

Хотя легче всего поддаться чувствам, наделать глупостей, о которых наверняка в последствии придется жалеть. Поднять, например, телефонную трубку, дозвониться до милиции и отмочить что-нибудь этакое: «У меня тут небольшое происшествие, недоразумение, можно сказать, бытовая мелочь. Даже совестно, что вас побеспокоил. У меня в квартире незнакомый человек. Совершенно случайно встретились на совещании производителей. А фамилия его Овечкин. Если он не врет, то есть не врал. Потому что в данный момент он ничего сказать не может, потому что умер. То есть погиб. Диктую адрес…»