Andy Weiss - Stabat Mommy

Я молчал.

– В общем, имей в виду, что побег не удался. Я тебя сейчас зашвырну обратно. Только вот что… поскольку ты свое пространство самовольно разрушил, придется тебе потесниться. Я тебя впихну в чужое.

– Как это? – испугался я, – Ты же сказал, что все вокруг – это продукт моей головы. А если пространство чужое, то как же?…

– Легко! – Голос обрадовался, – Молодец, схватываешь на лету! Пространство будет не твое. И то, что там уже придумано – тоже не твое. Но как только ты туда попадешь, дальше будешь выкручиваться сам, голубчик.

– А… тот, кто это напридумывал, он… где? – нерешительно спросил я.

– Нигде, – кратко отрезал Голос, – это не твоя забота. Тебе не нужно это знать.

– И что мне там делать?

– Исправлять его ошибки, – Голос был сух и безапелляционен, – считай, что это тебе наказание за самоуправство.

– А как исправлять? – у меня внутри все похолодело, как только в памяти всплыло ощущение галстука, перехватывающего шею, – он кто? Преступник? Подлец? Что я должен делать-то?

– Не переживай, он никого не убил и даже на красный свет дорогу не переходил ни разу. Просто… он себе напридумывал слишком сложно. А выруливать из всей этой каши придется тебе. Уж не обессудь. Но ты сам виноват. Не надо было тебе…

…Голос стал тише, тоньше, и вдруг совсем стих. Все вокруг посерело, потом потемнело, сгустилось, и тело, к легкости и невесомости которого я совсем уже было привык, потяжелело, проступили запахи, звуки и ощущения. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я различил смутно сереющий квадрат окна. Где-то справа тикали часы, вдалеке проехала машина.

Подождите, я что… снова жив?…

– Эмили, я люблю тебя! Просто береги себя, прошу!

– Стооооп! – режиссер потер лоб и спрыгнул со своего стульчика, – никуда не годится. Полчаса перерыв. Тедео, Натали, нужно поговорить.

Молча, не говоря друг другу ни слова, втроем зашли в вагончик режиссера. Сели, не глядя друг на друга.

– Ребята, вы опять поругались?

Это прозвучало устало и раздраженно. Режиссер фильма, пожилой МакКой, проводил такие беседы уже не в первый раз и, признаться, чертовски злился. Каждый день съемок «на натуре» обходился в кругленькую сумму, а актеры, будь они неладны, все время ссорились между собой, и в итоге вместо объяснений в любви и сцены расставания выходила невнятная унылая жвачка.

А ведь его предупреждали: не нужно брать для совместной работы парочки! Даже профессионалы не всегда в состоянии справиться с эмоциями и работать, как машины, а уж полупрофессионалы…

Да, Тедео Ниши не был профессиональным актером. Он был танцовщиком. Вроде бы совсем рядом, но не то. Он прекрасно двигался, умел одним взглядом показать весь спектр эмоций, но стоило ему открыть рот, как очарование терялось. В балетной академии не учат говорить, не учат выразительности голоса, там инструмент – тело и лицо. Но здесь-то, черт побери, игровое кино! Поэтому МакКой вежливо называл его «полупрофессионалом». И про себя чертыхался.

Участие Тедео как одного из главных действующих лиц было изначально предопределено – его маменька, унаследовавшая после смерти супруга сеть казино и отелей, спонсировала проект исключительно ради сына. Поговаривали, что покойный владелец казино был ой каким непростым человеком, и женушка составляла ему достойную пару. Ей было мало видеть свое чадо на всех плакатах в образе балетных принцев, ей было мало открывать журналы и любоваться младшим отпрыском в качестве модели известных кутюрье. Ей захотелось включить в сферу интересов еще и синематограф: сыночек приближался к тому рубежу тридцатилетия, за которым для балетных начинается пенсия. И пусть он в прекрасной форме, пусть может протанцевать еще лет как минимум десять, готовить запасной аэродром нужно уже сейчас, рассуждала мадам. И вложилась в фундамент аэродрома, не скупясь.

МакКой сначала рьяно взялся за работу: ему давали карт-бланш. Жанр, сценарий, актеры, композиторы, павильоны или съемки на природе – он был волен делать по-своему вообще все, причем, не ограничивая себя в средствах. Условие было только одно: Ниши должен играть главную роль.

Сначала все шло отлично, и МакКой тихо радовался, посмотрев на пробы красавца-танцовщика: тот так улыбался, так пластично двигался, что казался идеальным материалом для любого, совершенно любого сюжета. Сценарий МакКою тоже нравился: закрученная интрига с переделом сфер влияния в бизнесе, любовная линия, эффектные драматические сцены, честные и нечестные полицейские, которые внезапно меняются местами, плохие и хорошие злодеи, философские рассуждения о том, что же есть белое, а что черное… в общем, все, как нравилось МакКою, а не слишком чисто отмытый запах денег покойного «мистера Казино» не портил обоняние.