Татьяна Устинова - Подруга особого назначения

– Are you from Russia?

– Yes.

– Рашен швайн! – загремел немец на всех языках сразу, и Варвара попятилась. – Швайн, швайн!

Потом он заговорил, путая слова, и из его речи Варвара поняла, что все его возмущение происходит от того, что купалась она без шапочки.

– Да, – начала она по-английски, – но вот же правила. В правилах ничего не указано относительно шапочки. Я специально прочитала перед тем, как идти плавать.

– Everybody knows, – перебил немец, – каждому известно, что купаться нужно в шапочке. Даже если этого нет в правилах. Это известно всем, кроме невежественных русских свиней!

– No rules, – отрезала Варвара, – no questions! Excuse me!..

И вышла из бассейна, решительно потеснив пивовара плечом. Иван издали наблюдал за ней с интересом. Пивовар налился апоплексическим цветом, повыкрикивал что-то ей в спину, фыркнул, взмахнул руками и поплыл.

Иван тоже был без шапочки, но немец только посмотрел сердито, называть его свиньей почему-то не стал.

Впрочем, Иван отлично знал – почему.

"Она молодец, – вдруг подумал он. – Вовсе не такая беззащитная, как кажется с первого взгляда”.

Разве она показалась ему беззащитной?

У нее были белые зубы, и нежная кожа, и дивная улыбка, и розовые уши, и веселый рот, и ему вспоминались все его одинокие ночи, и он как будто знал, что с ней это будет как-то особенно, не так, как со всеми, и немножко стеснялся своих мыслей, и в то же время смеялся над собой. Ничего такого он не планировал. Она ему понравилась, только и всего. Еще в самолете понравилась, хоть это и было не правильно.

Иван вынырнул под носом у немца – тот шарахнулся и забормотал, – подтянулся на руках и вытащил себя на бортик. Плавать без Варвары ему было скучно.

Если бы он был философ, то непременно подумал бы что-нибудь про неистребимую павлинью сущность мужиков, но он не был философом и ничего такого не подумал.

Он вытерся громадным красным полотенцем, сунул его в корзину, накинул халат и вышел из бассейна. Немец плюхался в воде с такими звуками, как будто по ней стреляли из пушки.

Иван перешел неширокий коридор, оставляя на ковре мокрые следы, и открыл белую дверь. За дверью начинались метры мозаики, стекла, камышовых циновок, подогреваемых каменных лежанок, стеклянных кабинок с разнообразными приспособлениями для улучшения себя – сауна. Пахло сильно разогретым деревом и водой, булькающей в джакузи. Для полноты картины не хватало только нагих гурий и серебряных подносов с фруктами и кубками.

Иван усмехнулся, вытягивая из стопки простыню.

Что-то тебя с утра на нагих гурий тянет, ох, тянет!.. Не к добру!..

Он всегда останавливался именно в этом отеле, когда приезжал в Карловы Вары, – золоченая роскошь “Империала” и подчеркнутая светскость и богатство знаменитого “Пуппа” приводили его в уныние, и он никогда в них не жил, – и еще ни разу в сауне его не поражала мысль об этих самых гуриях.

"Заведу постоянную любовницу, – решил Иван, как будто речь шла о собаке. – Стану держать ее дома и делать все, что захочу и когда захочу”.

Вполне удовлетворенный принятым решением, он распахнул толстую дверь темного стекла, из которой в лицо ему пахнуло сухим сосновым жаром, вошел в небольшое полутемное пространство, всем телом радостно чувствуя, как обволакивает жар, как будто кто-то осторожно заворачивает его в горячую простыню. Вдруг сбоку произошло какое-то стремительное движение, раздался мышиный писк, и он с неудовольствием оглянулся.

– С легким паром, – пробормотала Варвара, судорожно натягивая на себя белую ткань и делая попытки закатиться в какую-нибудь щель, – что-то вы мало плавали.

Ну конечно.

Главное европейское счастье – общие бани, подвергнутые сатириком Михаилом Задорновым детальному освещению и разбору. Иван даже слышал пару “эстрадных миниатюр” именно на эту пикантную тему.

То ли потому, что его раздражал сатирик Михаил Задорнов, то ли потому, что за минуту до этого он как раз мечтал о “нагих гуриях” – из-за нее, из-за Варвары мечтал, будь она неладна, вместе с ее тонким черным купальником и пышными формами! – но он вдруг разозлился.

– Лежите спокойно, – сказал он холодно, – ничего такого не происходит. Или вы квасных литераторов начитались?

Он перешагнул через Варварины ноги, улегся на разогретую деревянную поверхность и отвернул нос к стене. Сразу стало горячо и сонно. Кровь неторопливо разгонялась в голове.

– Каких.., квасных литераторов? – запнувшись, спросила она снизу.

– Черт их знает. Их много. Один рассказ помню хорошо. Про то, как баня загорелась, все выскочили – голые, разумеется, – а одна предпочла сгореть. Суть в том, что дура, которая сгорела, и есть настоящая женщина, потому что она стыдлива. Остальные шлюхи.