Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 3. Отражение

– Не замерз, капитан? – несколько вызывающе спросил подошедший молоденький боцман в расстегнутом бушлате и сдвинутой на затылок бескозырке.

– Ну, ты… цыц, салага! – не оглядываясь на помощника, и не спуская глаз с заключенных, стоявших внизу у трапа рядом с огромным ящиком, проговорил рыжебородый. – С женкой своей будешь в дружков играть и шутки шутить!

Капитан, было, замолчал, но тут же добавил:

– Если женишься.

После чего обернулся, оглядел того с головы до ног и громко скомандовал:

– А ну марш в каюту! Привести себя в порядок и обратиться к капитану корабля как положено!

Дождавшись, когда бритый наголо помощник скроется за дверью кубрика, он снова повернулся к трапу и что есть мочи закричал стоявшей на причале троице:

– Ну, что встали, олухи! Давай тащи ящик наверх! Отходить пора, а они все телятся!

Мужики, решившие было перевести дух, сноровисто подхватили на плечи последний самый большой ящик за выступающие с краев доски, и устремились к трапу. Конечно же, вчетвером такие ящики таскать было сподручнее, но после утреней разнарядки старший охраны все поменял. Ранее назначенных на эти работы четверых заключенных он отправил на выгрузку привезенных строительных материалов, а эту троицу поставил на погрузку церковного имущества.

Сопровождавший их белобрысый охранник только-только раскурил самокрутку и дернулся, было, следом, но тут же остановился. Бросать такой «жирный» окурок было жаль, а курить на судне не разрешалось никому кроме капитана. «Да, куда они денутся, – подумал он и, втянув в себя очередную порцию дыма, уселся на лежавшее неподалеку бревно».

Когда громоздкую поклажу кое-как занесли на борт корабля, от стенки палубной надстройки, отделилась мужская фигура в кожаной куртке. Широкоплечий с легкой сединой брюнет лет сорока или чуть старше проследовал за ними на корму. После того, как те донесли ящик до места и положили на палубу, он указал пальцем на двоих заключенных.

– Ты и ты, задержитесь, – он указал на небольшого роста смуглого мужчину и его высокого почти под два метра ростом напарника. – Вон те ящики двиньте ближе к середине, – брюнет кивнул в сторону левого борта.

Затем, после небольшой паузы, обращаясь к третьему худощавому русоволосому заключенному, добавил:

– А ты, на берег давай.

Голос с характерным прибалтийским акцентом показался одному из тех, на кого указал моложавый чекист, знакомым. Вчера, сразу после прибытия парохода, кто-то остановил его перед входом в барак и сообщил, что завтра они должны быть готовы покинуть остров. Хотя на улице было светло – как-никак белые ночи, лица говорившего он разглядеть не успел. Тот стоял, отвернувшись от заключенного, и сразу после сказанного поспешил удалиться.

И вот, сейчас, когда тот же голос отправил их солагерника на берег, черноволосый лет двадцати пяти-тридцати, коренастый мужчина, больше походивший на цыгана, пристально посмотрел на обладателя приятного баритона. Лицо чекиста ему тоже показалось знакомым. Он явно когда-то его видел. И встречались они не здесь на острове, а раньше. Чернявый сморщился, пытаясь что-то вспомнить, но стоявший перед ним мужчина в кожаной куртке снова заговорил, не дав ему сосредоточиться.

– Слушайте внимательно, – негромко произнес тот все тем же приятным голосом, дождавшись, когда они остались втроем. – Справа по борту шлюпка. Видели?

– Ну, – кивнул тот, что помоложе с необычным шрамом над правым глазом, успев про себя окрестить говорившего «латышом».

– Я сейчас отойду к капитану. С того места, где он стоит, лодку не видно. Когда сниму фуражку, спокойно идите к ней и сразу залазьте под брезент. И сидите там тихо, пока пароход не отчалит. Я потом за вами приду, – добавил латыш, глядя, как отпущенный им грузчик, вместе с другими заключенными, сходит на берег. – Да, и вот еще. В шлюпке в сюртуке провиант на первое время и конверт с письмом от нашей общей знакомой.

Напарник чернявого, высоченный мужик, хотел было спросить о том, когда отходит корабль и долго ли им тут сидеть, но передумал. Он глубоко вздохнул, посмотрел на свою широкие мозолистые руки и, будто не зная, куда их деть, взлохматил седые давно не мытые волосы.

Чекист, какое-то время постоял, словно пытаясь понять, дошло ли до заключенных сказанное, затем отступил в сторону и, скользя ладонью по отполированному сотнями рук поручню ограждения, направился в сторону капитана.

– Митрич, – обратился он, подходя к рыжебородому. – Вроде к концу идет, – чекист кивнул в сторону спускавшихся по трапу заключенных.