Арти Бринк - Каждый верил в рай

– Добрый вечер, – обратился я к кассиру в фирменной синей футболке.

– Добрый. Сегодня прохладно, может, стаканчик «эспрессо» по акции?

– Нет, спасибо, я не пью кофе.

– Чего тогда вам предложить? – зевнул работник.

– Два кофе и… три сэндвича, – пораздумав, попросил я. – По карте.

Задав команду зажужжавшей кофеварке, парень оттянул створку витрины и, точно заставляя мучиться в томительном ожидании, неспешно вытянул два свернутых в бумажную упаковку драгоценных экспоната.

– Кажется, у того пса был друг, – кивнул я в сторону входа.

– Был. Он кашлял без остановки, а в один день упал, его увезла скорая. И больше я его не видел.

– Жаль, – произнес я. – А в такую-то погоду может запустите его собаку?

– Можно было бы, – поведя бровями, прикинул кассир. – Но это запрещено.

– Понимаю, – протянул я, доставая из кармана жилетки купюру, на которую при желании мог бы прожить недели три. «Предприимчивая скотина. Но таков сегодня мир – оставаться славным малым невыгодно и рискованно».

– Но приедет начальство, прятать ее я не стану, – бросил вдогонку он, протягивая покупку и забирая деньги.

Открыв мне дверь, кассир свистом подманил пса. Тот встрепенулся и недоверчиво поковылял, пока, потянув носом в мою сторону, не притормозил.

– Держи, – улыбнувшись, протянул я один из бутербродов.

Бродяга осторожно взял его в пасть и, переведя испытующий взгляд на кассира, торопливо забежал внутрь. Отпустив дверь, парень повел «осчастливленный хвост» в подсобку, фальшиво напевая почти в полный голос. И я пошел к машине, заметив, как новичок не сводит с меня взгляд.

– Это тебе, – открыв пассажирскую дверь, сказал я, подавая чай с сэндвичем.

Девушка сидела неподвижно и неотрывно смотрела в глаза. Наконец, протянув руки, она произнесла краткое «спасибо», которое в этот раз прозвучало иначе, чем все сказанные ею прежде слова. Отложив сэндвич на панель, новичок крепко обхватила ладонями картонный стаканчик, из которого медленно поднимался пар.

Я закрыл дверь и устроился на багажнике, плотнее закутавшись в куртку. Наслаждаясь каждым куском отвратительного сэндвича, каждым глотком крепчайшего суррогатного кофе, я, задрав голову, корил себя: «Даже полярную звезду не в состоянии найти. Что может быть печальнее? Уплыву из города – обязательно все наверстаю. Но сейчас нужно еще немного поработать. Продержаться еще немного». Когда я вернулся в машину, то обнаружил в руках новичка лишь стаканчик с навряд ли еще согревающим кофе на донышке.

Мы проехали кварталов пять, когда Вита неожиданно, без всякой на то причины, повернулась ко мне и спросила:

– Что случилось на том расследовании?

– На каком именно?

– Я имею в виду покушение на мэра, после которого о вас пошла дурная слава.

– Когда наш мэр Виктор Фирнум вступил на пост и сдержал обещания, многие горожане оказались им довольны. Но в одночасье помочь тем, кто желает всего здесь и сейчас, он был не в силах. И в тяжелый год, когда сократился бюджет на здравоохранение, посыпался, как эти дома, и его образ. Тогда для стабилизации внутреннего положения Совет предложил провести маленькую экономическую войну. Сейчас я не говорю про то, что влияние каких-то корпораций людям и даром не сдалось. Главное здесь – то, что мэр почему-то поддержал торговую экспансию. И когда кампания завершилась, вернувшиеся обманутые солдаты нашли виновным во всех бедах мэра. Они организовали антиправительственное движение, а себя называли фуриями.

– Как богини гнева, справедливого суда и еще чего-то, – перебила новичок, перестукивая пальцами по колену. – Зачем вы это рассказываете? Я прекрасно помню события двухлетней давности.

– Не торопись, трупы не сами собой возникают. Народовольцы требовали спасти город. Из благородных побуждений или нет, не знаю, но шли напролом. И в очередной вечер, когда Виктор с семьей возвращался с благотворительного банкета, фурии закинули ему под машину самодельные бомбы. Взрыв выбил стекла ближайших домов, расколол асфальт и перевернул вверх дном лимузин. Под брызги льющегося дождем стекла машину в мгновенье окутало пламя, которое уже не могло потревожить водителя и дочь мэра. Жене повезло меньше. Но еще меньше – Виктору. К несчастью, оба остались в сознании. На руках Фирнум вынес ребенка и оттащил подальше. Вернулся за женой и изо всех сил пытался высвободить ее из челюстей сиденья и искореженного корпуса. Даже когда весь салон и его руки объял огонь. Даже когда терял сознание от боли. Даже когда перед его глазами было лишь вопящее пламя, изрыгающее тошнотворную вонь.