Таисия Семёнова - Чужая память. Осторожно! Магия! Не влезай – убьёт!

Остаток лета Маринка провела с бабушкой и дедом. Помогала им по хозяйству. Много бегала по полям, старалась набраться детства. Запомнить, как это бывает, побыть немножечко с бабушкой и дедом в беззаботности и полной безопасности.

Марина знала, что она теперь приедет нескоро. Предстояло поступление в училище, там экзамены и каникулы совсем маленькие будут. В лучшем случае, через год получится.

В один из вечеров она попросила бабушку Дашу погадать ей. Бабушка взяла веретено, шёлковый плат, свечи, достала карточки. Она никогда не называла их картами, вообще никак не назвала. На них были нанесены странные знаки и лица. Бабушка привычным движением разложила карточки на платке и сказала: «У тебя будет очень долгая жизнь. Можешь указать людям дорогу к богам. Будешь дарить людям надежду и вести их к лучшему. Если не будешь обманывать людскую надежду. Ты будешь счастлива только в том случае, если научишься верить. Поступай в Ленинград, на реставрацию икон учись. Ко мне приезжай лет через пятнадцать». «Бабушка, это же так долго!» – всхлипнула девочка. «Я дождусь, и дед дождётся, ты приезжай, главное».

Лето кончалось, нужно было что-то решать. Возвращаться домой, оставаться в деревне или всё-таки ехать в далёкий, неизвестный Ленинград. Бабушка и дед говорили, что надо ехать в Ленинград. Родители настаивали на возвращении домой, куда очень не хотелось возвращаться. Ещё страшнее было ехать в Ленинград. Это большой, холодный, незнакомый город, где нет никаких родственников, просто приятелей и тех нет. Абсолютно никого. В дорожной сумке лежал аттестат за восьмой класс, новенький паспорт, немного денег на дорогу.

В Ленинграде Марина оказалось уже почти в конце августа. Деревья начинали желтеть. Но ещё было по-летнему тепло. Она смогла найти это художественное училище, где учат на реставраторов, но приём был уже окончен. Не зная, что делать дальше, она сидела на скамейке рядом со зданием училища, по привычке рисовала в альбоме, так легче думалось. Рядом остановился мужчина средних лет в красивом костюме, долго заинтересовано смотрел, спросил: кто она и почему тут сидит. Марина рассказала ему про то, что закончен приём, про то, что не хочет возвращаться домой и учиться на швею, про то, что не знает, что дальше, а рисовать она любила всегда.

Оказалось, это Александр Иванович, директор училища. Ему понравились рисунки, да и было просто жалко девчонку. Он смог устроить поступление вне конкурса и выделил место в общежитии. Учёба продвигалась достаточно легко. Предметы по специальности давались очень быстро и просто, а всё остальное её не заботило. На первом курсе Маринка подрабатывала в овощном магазине, сортируя картошку и другие овощи. В училище появилась подруга Светка, такая же вечно голодная, весёлая девчонка.

Год пролетел незаметно. Наступила весна…

Любовь случилась внезапно, как это обычно и бывает в нахальные семнадцать лет. Казалось, что всё вокруг цветёт, распускается и щебечет только для неё. Марина влюбилась. Он был хорош собой, невысокий и жилистый. У неё подгибались колени, и бешено стучало сердце, когда она вспоминала о его сильных, загорелых руках. О его пальцах, когда он играл на гитаре, казалось, что он ласкает её кожу, так чувственно это было. Его звали Пашка, он был автослесарем. Но это не главное, главное, что он был Музыкантом, именно так, с большой буквы. Он познакомил её с другой музыкой, которую Марина никогда раньше не слышала. Эта музыка отличалась от той, что звучала по радио и телевизору, от бабушкиных песен. От этой музыки что-то дрожало внутри, хотелось кричать и прыгать, забывалось всё, и одновременно просыпалось что-то животное. Хотелось есть, хотелось ненасытно заниматься любовью.

Вокруг пел май, деревья салютовали молодой листвой и цветами её бесшабашному счастью. С Пашкой было хорошо, они гуляли светлыми ночами, ночевали иногда в парках, купались в Финском заливе и фонтанах голыми. После этого Пашка сочинял новые песни и называл Маринку своей Музой. Маринке хотелось только одного – быть с ним нераздельным существом, войти в него, раствориться в нём, обладать каждой его клеточкой.

Только Светка всё портила, говорила, что до добра это не доведёт, что надо идти учиться, что она нашла хорошую подработку маляром. И всякую такую занудную чушь.

Павел был старше и опытнее, его забавляла влюблённость этой молодой, смешной девчонки, к тому же она нравилась его друзьям. Но любил он другую… Свою бывшую жену, ослепительно красивую девушку, она ушла от него к какому-то комсоргу. Он плакал по ночам от тоски и писал музыку, ему казалось, что его музыка сделает человечество лучше. Иногда Музы не хватало, и тоска обвивала сердце холодной змеёй, тогда помогали средства потяжелее. Маринка в своей дурной влюблённости и детской наивности ничего не замечала, ну курят они папироски, что в этом плохого? В деревне все махорку курили, правда, от неё тошнило. Потом, к осени, она увидела странные ранки на руках у Пашки. Однажды он пригласил её на вечеринку, где можно будет уединиться в комнате. Он был весёлым и заботливым, чем-то угощал, поил портвейном. Потом было плохо, очень. Её рвало и нещадно выкручивало внутренности, сводило руки и ноги. Тело выгибало дугой и сотрясало мучительными судорогами. Болела кожа, волосы, ногти, глаза и уши, болело вообще всё. Марина увидела себя как бы сверху, на грязном полу, такую чужую, жалкую и одновременно любимую. Рядом с собой увидела бабушку Марью, она стояла с хворостиной в руках и велела возвращаться домой.