Таисия Семёнова - Чужая память. Осторожно! Магия! Не влезай – убьёт!

Деревенская жизнь – она тяжёлая. Детей к труду приучали сызмальства: в огороде помогать, ходить за скотиной – это было Маринкиной обязанностью. Бабушка Дарья, на самом деле, работала фельдшером в акушерском пункте, её любили и уважали в селе, обращались за советом и за помощью в любой день и час. Муж бабушки Даши – председатель совхоза, мужиком был коренастым, спокойным и хозяйственным, немногословным.

Вторая бабушка Марья отличалась суровым нравом и крутым характером, много лет жила одна, после того как муж погиб на войне. Сыновья быстро выросли и уехали в город, поступив кто куда учиться. В совхозе она работала помощником председателя, хозяйство было крепкое, спуска никому не давала – ни себе, ни другим. Сколько лет ей было, никто толком не знал, старшие внуки уже побаловали правнуками, и вот только младшая внучка Маринка оказалось каким-то заморышем. Но выходили её с Божьей помощью. Марья – красивая, статная, без единого седого волоса, с красивым бархатным голосом и зовущей поволокой в глазах вызывала бурную зависть всех деревенских баб, но трогать её побаивались, говорили, что ведьма.

Маринка сидела на берегу, продолжала бросать камушки в воду и болтать босыми ногами над обрывом. Так хотелось сбежать с крутого обрыва, с разбега нырнуть в ласковые, тёплые воды большой сильной реки, испытать это счастье – когда тебя подхватывают волны, вынося куда-то высоко-высоко. Так же хорошо бывает, когда приезжает папа, кружит, кружит на сильных руках высоко над головой наряженную в новое платье дочку, подбрасывает вверх к самым облакам, Маринка смеётся. Так хорошо. Вот именно сейчас, вот именно сейчас она разбежится и кинется вот эту вот воду. Сейчас. Прямо сейчас. В чём была, по деревенскому обычаю в трусах, в тёплое нутро большой реки.

«Вот ты где, бездельница», – это баба Дарья нашла её. «Огород не полит, не полот, гуси разбежались, а она тут прохлаждается». Удар пучка крапивы пришёлся как раз по попе, вода усилила обжигающий поцелуй жгучей травы, шлепок превратился в острую боль, возвращающую в реальность.

* * *

Она медленно открыла глаза, увидела белый потолок палаты, прозрачные трубки капельниц, к груди были пристёгнуты датчики мониторов, которые равномерно пищали, извещая медперсонал о состоянии больного.

Это была палата частной дорогой клиники с вышколенным персоналом и высококлассными врачами. Врачи боролись уже даже не за жизнь Марины, они пытались облегчить последние дни, уменьшить боль. Боль.

Боль поднималась из ниоткуда. Она разрывала такие прекрасные сны, она накатывала тёмной удушливой волной действительности в тот момент, когда так близко и так возможно счастье, подступала эта безжалостная боль – так было всегда. Когда-то давно, очень давно, ей казалось, что самое страшная боль – это боль души. Когда уходит или умирает любимый человек, а ещё раньше она думала, что боль – это когда двойку получила, или потерялся любимый котёнок. Но только сейчас… Только сейчас она поняла, что такое боль на самом деле. Это то, чему ты не можешь сопротивляться, то, что захватывает тебя полностью до твоей самой последней клеточки, и перестаёшь понимать – где ты. Когда ты не можешь собрать всю свою волю, свою большую, отточенную, как стрелу, волю в кулак и вырваться из этой боли. Боль больше и сильнее тебя, она тебя поглотила, ты её полноправная жертва.

Оставалось ждать тех минут, когда острое жало медицинской иглы в умелых руках улыбчивой медсестры вонзится в трубку капельницы, и по венам побежит спасительное зелье, даря покой и сны.

В этот момент понимаешь, что эта жидкость дарит тебе забвение. Всего на несколько часов. Несколько часов без боли, в эти моменты приходят счастливые воспоминания, которые, как маленькие янтарики, сверкают на жарком солнце. Хочется пережить их снова хоть на миг, хочется забрать с собой кусочек этого лета туда, где зима, пустота и холод.

Болезнь терзала Марину уже более десятка лет. Она меняла маски, иногда прикидывалась, что ушла совсем. Это был обман, это как игра в покер. Болезнь умело блефовала, обманывала не только Марину, но и врачей, хитрые приборы и новейшие анализы. Всё это время, затаившись, болезнь забирала себе по кусочку жизни, отъедала и отвоевала плоть.

Всё началось с пустяковой царапины во время маникюра. Вроде бы еле заметную родинку на пальце поранили, а она стала болеть и вспухать, иногда кровоточила. Марина лечила её прижиганием, кремом, йодом, даже сходила на лазер. Вроде как отпустило, прошло и со временем забылось. Было много командировок, нужно было зарабатывать деньги, много денег – дочь ещё очень маленькая. Муж был рядом: сильный и заботливый, зарабатывал неплохо, но надежды на него было мало. Марина себя так уговаривала. Ездила по командировкам в жаркие страны, где было очень-очень много солнца. Всегда любила солнце, в его лучах она ощущала себя, как у бабушки в руках. Солнце ласково гладило волосы, нежно целовало кожу, и оно же питало болезнь. Потом были операции, химиотерапия и снова операции. Болезнь проросла, укоренилась, окрепла, теперь приходилось с ней считаться. Тогда Марина узнала, что такое боль по-настоящему, что боль теперь её контролирует, что это от боли зависит – поедет Марина в командировку или пойдёт на курс химиотерапии. Теперь не Марина принимала решения в своей жизни, все решения принимала болезнь.