Владимир Гораль - Дознание капитана Сташевича

Ранним утром Сташевич и начлагеря Бабр в сопровождении шофёра Семёна пришли проводить в дальнюю дорогу симпатягу начпрода. Попрощаться с Гришаней, как ни странно, больше никто не явился. Вопреки ожиданиям вещей у отбывающего оказалось с собой немного. Небольшой баул да маленький коричневый фибровый чемоданчик. С последним, словно это было невесть какое сокровище, начпрод практически не расставался. Даже на землю не ставил. Постоянно держал при себе, крепко сжимая в правой руке дерматиновую ручку.

Неожиданно Сташевич шагнул к Гришане и, протянув руку к чемодану, попросил:

– Разреши, Ефимыч?

– Чего? Это зачем ещё? – забеспокоился мгновенно побледневший начпрод.

– Действительно, капитан! Зачем? – машинально потирая простреленное неделю назад плечо, удивился Бабр.

– А вот гражданин Гришаня нам сейчас всё и пояснит! – заявил Сташевич. – А заодно объяснит степень своей причастности к смерти Елены Поплавской с дочерью!

– Что-о? – выпучив глаза, протянул оторопевший от происходящего Бабр.

Капитан подошёл к начпроду и попытался вытащить из потной ладони Ефимыча зажатую в ней ручку злосчастного чемодана. Тот вдруг проявил неожиданную прыть. Оттолкнув Андрея, Гришаня отскочил в сторону. Свободной рукой он выхватил из кармана пиджака маленький серебристый пистолет и направил его на капитана.

– Дамский браунинг, – автоматически отметил про себя Андрей. – На таком небольшом расстоянии штучка вполне эффективная.

– Не подходи! Убью! – прошипел начпрод. Не отводя злобных глаз от Сташевича, он бросил стоящему неподалёку обомлевшему шофёру: – Семён! Ключи от грузовика! Кидай мне под ноги!

Шофёр нетвёрдой рукой выполнил приказание. Маленький и нетяжёлый ключ зажигания от престарелой «японочки» «Курог ане» не долетел до указанного места. Он упал ровно посередине между Андреем и Гришаней.

– Чёрт полорукий! – сквозь зубы обругал шофёра начпрод.

Не сводя глаз с капитана, Гришаня сделал несколько осторожных шагов ему навстречу. Начпрод поставил свой драгоценный чемоданчик на землю и медленно, чтобы поднять ключ, присел на корточки. Он был уверен, что контролирует ситуацию, поскольку дуло его браунинга по-прежнему было нацелено в грудь Сташевичу. В этом состояла роковая ошибка Ефимыча!

Бывший интендант пехотного полка легкомысленно сократил дистанцию с безоружным, но слишком опасным для себя противником. Бывший фронтовой разведчик Сташевич «качнул маятник». Неожиданно всем корпусом он подался вправо и почти одновременно с прогремевшим выстрелом резко ушёл влево. Опережая следующую пулю, капитан упал на землю. Своими длинными ногами, словно ножницами, он подсёк и мгновенно опрокинул навзничь буйного начпрода.

– Стоять, мать твою! Ку-урва ш устра! – сопроводил Андрей темпераментным русско-польским шипением успешное окончание дела.

Словно заклёванный в драке петух, взъерошенный Гришаня сидел на ступеньке так и не угнанного им грузовичка «Курог ане». Был он весь какой-то помятый и с подбитым глазом. Правая рука висела у тускло-зелёной двери машины, пристёгнутая воронёным «браслетом» к ручке. Предвидя подобное развитие событий, наручники капитан Сташевич приготовил заранее.

А глаз задержанному начпроду сгоряча подбил начлагеря Бабр. После глаза он собирался продолжить, чтобы посредством здоровой руки изрядно намять бока Ефимычу. Однако Андрею силой и уговорами удалось остановить этот бабровский самосуд. Впрочем, это заняло какое-то время, так что преступник успел получить свою порцию увесистых «люлей».

– Любовь Михайловна! Семён! Товарищ майор! Подойдите, пожалуйста, ближе, граждане понятые, – почти торжественно произнёс Сташевич.

В свой законный выходной поднятая ни свет ни заря, моргая заспанными недоумевающими глазами, повариха Любовь Михайловна покорно выполнила указание начальства. Растерзанный, со вскрытой подкладкой чемоданчик Гришани явил Сташевичу с Бабром, а также гражданам понятым сравнительно немного. Начпрод за каким-то лешим упаковал в этот чемодан увесистый, килограмма на четыре, мешок с никому не нужной «аморфорской» махоркой.

– Ефимыч, похоже, совсем сбрендил! – удивлялся про себя капитан. – Он что, и дальше, по дороге в Иркутск, собирался следы этим табаком заметать?

Кроме табака в чемоданчике оказалась пара увесистых пачек советских денег. Спрятанная в этом табаке, завёрнутая в полотенце, купюрами тридцать седьмого года и номиналом в десять червонцев 31 31 Советский червонец 1937 года имел хождение на территории СССР до начала денежной реформы 1947 года. Один червонец приравнивался к 10 советским рублям. каждая, кучка денег порадовала глаза сыщиков.