Елена Джейхан - Память плоти. Психологический детектив

Галина ушла. Вадим вопросительно посмотрел на следователя, та одобрительно кивнула. «Посмотрим, сможешь ли ты так же легко договориться с мужиком, как с дамочкой?»

Нина Молодых проторчала в клинике «Гиппократ» два дня: «Вот засада: медперсонал работал посменно». Всего в клинике числилось шестнадцать мужчин, включая семидесятилетнего профессора. Нина решила ни для кого не делать исключения, и у профессора, как и у всех остальных по списку, включая и директора, она взяла буккальный мазок.

Ей казалось, что это пустая трата времени, что нужно поскорее переходить к исследованию материалов родственников. Но Иннокентий Араелян сказал, и его лучшая ученица сделала. На экспресс-анализ нужно было затратить всего пару дней.

Нина предчувствовала, что по делу Терлецкой будет еще много интересных поручений от ее шефа, а значит, поводов пообщаться с ним. Поэтому она особенно тщательно выбрала и купила новую нежно-лиловую блузку и скромные аксессуары. Нина не верила в слухи о нетрадиционной ориентации своего босса, зато верила, что лучшие отношения складываются у людей, с увлечением занимающихся общим делом. Занятая своим виртуальным романом, она тем не менее тщательно сделала анализ и получила пятнадцать негативных результатов: ничья из сотрудников сперма не была найдена на матрасе потерпевшей.

Араелян получил отчет Нины по электронке, он внимательно, строчка за строчкой, прочитал его и отметил странную вещь: в нумерации за номером тринадцать сразу стоял номер пятнадцать, а значит, в списке не было какой-то фамилии, кто-то вручную удалил строку так, что нарушился порядок. Он сравнил список с присланным ранее из клиники: отсутствовала фамилия Лобкова Валерия, санитара. Араелян, довольный собственным маленьким успехом, попытался созвониться с Воронкиной, но у той был отключен телефон.

Прошло десять минут с начала допроса Терлецкого Георгия Давидовича. Уязвленная успехом новичка, Лидия вела допрос особенно профессионально: в меру твердо, в меру душевно. Терлецкий-младший не молчал:

– А что? Что вы мне можете предъявить? Зачем таскаете? Я ничего не знаю. Я вообще не понимаю, зачем весь этот кипеж? От нее вообще одни неприятности были. Это ее наказание. Она в семью влезла, разрушила семейное счастье моей матери и отца. Конечно, она была красивая, а кто сейчас некрасивый? Сейчас только некрасивые работают, у остальных своя цена есть, все пытаются пристроиться получше.

А Вадим молчал и думал, как Лидии казалось, о своем.

– Где вы были в ночь на шестое июня?

– Где я был? Не помню… В клубе, дома, у подружки… А что? По-вашему, я что, прокрался ночью, чтобы спереть любовницу отца? Зачем она мне… Она мне и живая была не нужна, что мне с ней делать?

Вадим перелистывал страницы дела. Лидия поднажала.

– Георгий Давидович, жену, не любовницу. Вам придется вспомнить, где вы были, что делали и кто это может подтвердить.

– Что вы привязались? Вообще вы хоть понимаете, какая у нас семья, кто мой отец? Он не в правительстве только потому, что ему это не нужно. Он и премьером мог бы стать. Вы не имеете права нас беспокоить.

– Конечно, Следственный комитет знает о положении вашего отца и благодарен вашей семье за сотрудничество. Формально потерпевшая тоже член вашей семьи. Вы же понимаете, мы опрашиваем всех, кто близко знал Терлецкую. И все же постарайтесь вспомнить, где вы были в ночь с пятого…

Лидия не успела закончить фразу. Она вязла в пустой болтовне Жоржа. Внезапно оживился Вадим.

– Вы сказали, что Терлецкая разрушила брак ваших отца и матери?

– Да, разрушила, отец повелся на ее штучки.

– Здесь сказано, что брак между вашим отцом и Терлецкой был заключен в одиннадцатом году. Так?

– Ну так, раз вы говорите. Я не помню.

– А развод с вашей матерью состоялся в девятом.

– И что? И что?

– Так как Лаура могла разрушить брак ваших родителей, если ваш отец познакомился с ней позже? Или они уже встречались?

– Как вы смеете! Моя мама… я скажу отцу… Вас уволят. Ларка – настоящая отрава. Может, папа бы передумал, если бы не она, не ее сучья натура, она и ко мне подкатывала. Я отцу не говорил, но она и на меня лезла. Конечно, зачем ей старый Терлецкий, когда есть молодой?

«Молодой» задыхался от гнева, глаза его повлажнели, а голос звенел детской обидой. Зато гнев Воронкиной был сухим и драл ей горло, как наждак: «Как он посмел перебить меня, влезть в допрос. Довольно!» А Вадим как ни в чем не бывало продолжал: