Оно не исчезло, он посмотрел на часы: «Пять минут. Можно перекурить. Нужно перекурить. Да, перед дрянью по имени А. нужно перекурить». Ему было немного неудобно, что он мысленно с первого приема называл пациентку Алесю «маленькая дрянь», но совсем немного. Когда он смотрел в измученные глаза ее матери, ему хотелось назвать ее и покрепче. Он одергивал себя, но в голове стучало: «Дрянь, дрянь, дрянь!» Ей было девятнадцать, из них семь лет она употребляла: сначала что-то нюхала, потом таблы, трава, «горячий», «белый», «холодный». Она вынесла все из дома, «обслуживала» мужиков с рынка за дозу, ее отец умер на автобусной остановке от инфаркта, а мать рыдала без слез в кабинете Вадима: «Я сошла с ума: я хочу, чтобы ее не стало». Вадим не спорил и желание матери, учитывая обстоятельства, вполне понимал. Он думал так же: «Хочу, чтобы ее не стало». «В моем кабинете», – поправлял он свои мысли.
Вадим был к себе профессионально строг: понимал, что в его неприязни к пациентке А. был большой процент переживания профессионального фиаско, а его работа была тем немногим в жизни, чем он гордился. На пять-десять процентов ремиссии у наркоманов, согласно мировой практике, его двадцать, как в лучших клиниках, смотрелись впечатляюще. Конечно, он работал не один: врач-нарколог Юлечка, его давняя любовница и консультант Гриша по программе 12 шагов, с которыми они вели пациентов – они вместе играли в богов, вытаскивая из небытия заблудшие души, каждую пятую из того потока, который захлестывал их наркологические берега. А., конечно, была не пятой и даже не двадцатой. Зато на шкале безнадежности она занимала первые места: после клея Юлия ставила ей полиорганный синдром, а после той каши, которую А. в себя вливала, внюхивала и вдыхивала, было даже странно, что она не только жива, но даже умудрилась не подцепить ВИЧ, да и выглядела почти опрятно, конечно, в дешевой проституточьей униформе, но опрятно. Что держало А. на плаву, а главное, зачем она ходила к нему на приемы, Вадим не понимал, и это тоже тревожило его. Обычно он хорошо чувствовал пациентов, даже с высокой долей вероятности мог предсказать, кто из них «хорошо пойдет», но А. представлялась ему мутным облаком, в котором все же, по-видимому, неразличимо мерцал какой-то слабый источник света. От непонимания Вадим решил сегодня рискнуть, сработать на шок. А. ворвалась в кабинет Вадима сразу за ним, уселась на стул, провокативно раздвинула худые синюшные ноги в розовой мини-юбке и заныла.
– Вадим Саныч, а можно я вас Вадим буду называть? Вы же еще совсем молодой, и я молодая. А?
– Как ты себя чувствуешь, Алеся?
А. была чистой, Вадим это видел, иначе бы он отменил прием. Через пятнадцать минут он решился и предложил ей визуализировать тягу. Это было рискованно – провоцировать наркомана на контакт с тягой, но с А. нужно было рисковать, и Вадим, внутренне помолясь «Господи, помоги!», начал работу, и А. неожиданно отозвалась.
– Она малышка, маленькая меховая штучка, она сидит здесь, – А. ткнула в лоб пальцем с облупленным маникюром цвета фуксии. – Она такая уютная, миленькая, она мне ничего не сделает.
А. сглотнула, на ее лбу надулась жила, ее руки зачесались. Она заерзала, голос стал сладеньким, как у малышки. Вадим продолжил расспрашивать, пальцы А. шевелились, она гладила свою вену. Выждав, когда пациентка включится по полной, Вадим резко вырвал ее из тревожно-блаженных грез и поставил у зеркала. А. смотрела в зеркало, ее лицо неожиданно очистилось и приобрело осмысленное выражение. Вадим почти кричал:
– В глазах, за глазами. Смотри, Алеся, смотри на нее! Это не ты! НЕ ты! Ты видишь ее?
Алеся, не моргая, смотрела в свои глаза в зеркале. Изображение как будто двоилось: в зеркале отражалось чистое, измученное лицо несчастной девочки, и со сдвигом, может, на сантиметр, из-за ее глупенькой детской мордашки смотрело Оно. Вадим часто видел, как Зверушка, как он ее называл, показывает свой лик, он часто показывал лицо болезни своим пациентам в зеркале, и да, это срабатывало: пациент, может быть, впервые за долгие годы разотождествлялся со своей болезнью и видел ее ложно безобидный лик.
Алеся точно «хорошо пошла», Вадим это видел по ее серьезному взгляду, по морщинке на переносице, по слезам в уголках глаз. Он беззвучно дышал и молчал. Встреча состоялась, девочка выпросталась из липкого сиропа самообмана, она видела, как на мордочке милой «чебурашки» выражение сонного уюта сменилось адской яростью: Зверушка блестела глазами василиска и клацала зубастой пастью.
Читать дальше