Сергей Соколов - Мир пустых Горизонтов

Мужчину прямо в верхней одежде положили на вышитое красными узорами покрывало. Металлические пружины матраса недовольно заскрипели, жалуясь на свой возраст и принятый вес. Две из четырёх пухлых подушек были отброшены на стол, а две легли под голову и под колени.

Один из вошедших мужчин вернулся к двери, стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Он с неприязнью смотрел на лежащего, как тому оказывается помощь, не мешая и не помогая другому делать это. А его спутник ослабил ворот рубашки у неподвижного мужчины, снял с того ботинки и после присел на стул у изголовья.

– Серж, я пойду. Там клиенты волнуются. Отправлю их поскорее на охоту… Как досадно, у всех на глазах… Не отказались бы от «браслетов памяти».

– Иди уже, Джонни, дай спокойно пульс сосчитать.

Джон Фаррет вдруг замялся, в нерешительности заёрзал ладонью по «ёжику» оранжевых волос – результату удачной покупки бракованной партии перугена для военизированных подразделений сил правопорядка Новой Сицилии. И понизив голос, начал мямлить:

– Знаешь, Серж, я тебе сразу не сказал… Может и не время сейчас об этом, но наклёвывается очень интересный бизнес-проект. Золотое дно… Через этого типа, ну он и язва, – Фаррет кивнул на фигуру лежащего, – мы выходим на некий институт или центр, не помню точно. Он там научная шишка… Надо бы тебе договор подписать, а я уже…

Джон увидел шевелящиеся губы Сержа, прикрытые глаза и вздутую лобную вену. Подумалось, плохо дело.

– Ну что, что опять не так?

– Джонни, мешаешь… Ага… Говоришь, дно? С этого дна никому не всплыть.

– Ты… великий оракул! – зашипел в ответ Фаррет. – Гений места! Денег на твои сумасбродства больше не дам. Их просто нет.

И поспешно вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

«Джон вспыльчивый, но отходчивый. А вот этот старик-турист…»

Замеряя пульс на синей вене, Серж снял с запястья мужчины нефритовый браслет, спокойно положил себе в карман.

– Сколько? – человек на кровати открыл глаза.

– Ещё многовато. Сто десять. Не беспокойтесь, сейчас будет снижаться.

Глаза снова закрылись, дыхание стало ровнее.

– Кто вы? Вы врач?

Невысокий плотный мужчина, лет за тридцать, с жидкой чёлкой светлых волос, с маловыразительным подбородком, ртом, носом на широкоскулом лице – весь он был какой-то неброский, ординарный – встал со стула, снял белый лабораторный халат, перебросил его через спинку кровати. Затем краем покрывала прикрыл оголённые старческие щиколотки.

– Я Сомов. Серж. Я тут… У меня много обязанностей. Врачебные тоже.

Другой – старик с землистым цветом лица, с многочисленными возрастными пигментными пятнами – сделал несколько шумных вздохов, поднял морщинистые веки.

– Понятно, док… Что со мной было?

– Давление подскочило, профессор Люберц.

– Вы меня знаете? Ах, да, понятно. В анкетке пансионатской прочитали.

Сомов пощёлкал пальцами перед глазами старика.

– Следите, пожалуйста… Хорошо… Да нет, мне незачем. Впрочем, это неважно. Я знаком с вашими работами, профессор. Несколько монографий, статей в научных изданиях… В социальных сетях мелькало ваше имя: студенты вас просто боготворят. Видел фото, даже карикатуры. Правда, на них вы выглядите лучше, чем сейчас.

– Скоро я буду выглядеть ещё хуже… А вы ещё и физик, док?

Широкое лицо Сомова от детской открытой улыбки стало ещё шире, однако он как-то неопределённо закачал головой и как-то уклончиво ответил:

– Интересно здесь. Мятный чай будете, профессор?

Позже, когда Сомов сидел на краешке стола с чашкой чая в руках, а возле лежащего Люберца на стуле стоял уже пустой прибор, разговор продолжился.

– Интересно – не точное слово, – глядя в потолок, задумчиво проговорил Люберц. – Перспективно. Очень. Эта лунная полость…

– Я называю её Горизонтом.

– Горизонтом? Удачно… Этот Горизонт, поверьте мне, дорогой док, только начало. Мы едва прикоснулись и…

– Уже есть жертвы, – жёстко прервал философский настрой профессора Сомов.

– Жертвы? Неужели? Несчастные случаи среди туристов? Марионеточная саблезубая мартышка до смерти запугала охотников? Или силиконовая секс-кукла топит командировочных отцов семейства в джакузи?

– Вижу, вам стало лучше, профессор Люберц. О вашем характере ходят легенды.

Людвиг Люберц вспылил:

– Оставьте мой характер в покое, док. И какое всем дело до моего характера? Отличительное поведение определяется жизненными обстоятельствами. Что, например вы, который видит меня впервые, можете знать о моей жизни? – Люберц замолчал, после паузы продолжил: