Ольга Волошина - Частная жизнь Афродиты

Аэлита Васильевна тщательно заперла дверь своей квартиры на три замка, лёгким шагом пересекла пространство лестничной площадки и остановилась перед дверью квартиры номер двадцать два, держа наготове соседкины ключи. Ребристый резиновый коврик у её ног съехал к самому краю дверного проёма и лежал там, нелепо и криво. Сидорова сурово покачала головой и ногой передвинула тёмный прямоугольник на положенное ему место. Ключ в замочной скважине легко повернулся, и это немного примирило старушку с обнаруженным ковриковым беспорядком, однако второй ключ от нижнего замка ни за что не хотел двигаться, куда полагалось. Старушка в сердцах крякнула, вынула ключ, задев при этом ручку двери – с лёгким скрипом она распахнулась. «Неужто я давеча забыла замкнуть на второй ключ?» – мелькнула мысль, и настроение Васильевны начало стремительно опускаться. Чуть было совсем не упало, но тут она заметила на полу прихожей чужие туфли, пыльные и небрежно брошенные, – настроение сразу вернулось на место. Видать это Светланина гостья такая растрёпа, а у неё, Аэлиты, с мозгами пока всё в порядке.

Аэлита Васильевна прошла в большую комнату, служившую хозяйке квартиры гостиной, и обнаружила в ней большой беспорядок: на чайном столике две чашки – немытые, само собой, чайник, сахарница и прочая посуда. На буфетной полке разбросаны диски, и некоторые – какой ужас! – даже вынуты из коробок. Васильевна рассердилась так сильно, что не смогла вспомнить чуднóе имя Светланиной гостьи, которая ко всем своим недостаткам ещё и спала до сих пор, в то время как другие вполне порядочные женщины уже трудились, хоть бы и на чужой территории.

Васильевна с грохотом собрала чайную посуду, помня, тем не менее, о её хрупкости и практической антикварности, звучно протопала на кухню и открутила оба крана до предела. Все тщетно: девица со странным именем безмятежно спала. Аэлита начала всерьёз беспокоиться: не померла ли? Перепила с вечера крепкого чаю, а перед тем ещё кофе, да мало ли ещё чего, вот сердце-то и не выдержало. Старушка оставила залитые водой чашки и блюдца в раковине и поспешила в дальнюю комнату, именуемую спальней. (А надо бы – будуаром, но разве молодёжь о чём понятие имеет?) Дверь в спальню открыта настежь – если не померла, то совсем глухая. Аэлита Васильевна влетела в комнату, хлопнув дверью, на сей раз не нарочно.

Спящая до сих пор в мятых-перемятых простынях девица враз проснулась и резко села на постели. Выглядела она слегка испуганной и совсем иначе, чем та другая, с напрочь забытым именем. Рот у этой был больше, глазищи только что с лица не выпрыгивали, носик ровнёхонький, хотя мог быть и поменьше, на подбородке ямка, а под левым… нет, правым глазом родинка. Ничего такая девка, хотя бывают и краше. И худая больно, та прежняя, с именем, была посправнее, пожалуй. Но почти такая же рыжая, хотя эта гораздо рыжее.

Девица похлопала громадными глазищами и опомнилась первой:

– Ой, как же я… А вы уже работаете.

Старушка, видно, и была той соседкой, Аэлитой Васильевной, которая цветы поливала в отсутствие Светланы. Но лицо её не казалось знакомым. Хотя ведь у совсем посторонней женщины не могло быть ключей от квартиры. А вдруг она… Катя забыла вчера дверь закрыть, когда Костю провожала.

– Работаю помаленьку, посуду вот мою, – сурово доложила старушка в подтверждение Катиных мыслей.

Катя только собралась извиниться за чашки, оставленные с вечера немытыми, как на её счастье зазвенел звонок.

– Вот уж и пришёл кто-то, – сообщила старушка. – Так я пойду, открою, если там кто приличный. А ты бы накинула что, все одно – вставать.

Катя ухватила первый попавшийся халатик: он был немного коротковат, но выглядел симпатично. Глянула в зеркало и вполне себе понравилась: свеженькая, почти красивая, даже рыжие локоны идут к такому лицу. Немного волосы поправила – и можно на людях показаться.

Ранним гостем оказался, конечно, Костя Свиридов. Он уже успел зайти в супермаркет, о чём свидетельствовали яблоки, батон, шоколадка и ещё что-то в красивой упаковке. Молодой человек объяснялся с суровой старушкой Аэлитой:

– Здрасть, Аэлита Васильевна. А я вот пришёл узнать, как здоровье… м-м… Кати. Вчера она себя неважно чувствовала.

– Катя, значит? А почему я не знаю её до сих пор, эту Катю? – суровая смотрительница цветов возвысила голос.

– Так Светлана должна была вас предупредить, неужели забыла?

– Светланина, значит, Катя? Тогда ладно, тогда уж пусть, – смягчилась Васильевна. – А я, было, подумала, что твоя она, Катя-то. Это ж ты тут, поди, чаи вчера с ней распивал? Хотя, конечно, Светланина. И на ту прежнюю, рыжую, довольно-таки похожа.