Фридрих Незнанский - Убить ворона

Чтобы представить дальнейшее, не нужно было обладать развитым воображением. Конвоиры, сидевшие в воронке, в панике выскочили из машины, а на улице их уже ждали бандиты с автоматами. Несколько прицельных выстрелов, и дорога к Чиркову открылась, как ворота Сим Сима. Действительно, наглости и хладнокровному расчету готовивших нападение можно было только удивляться. Один раз они оказались близки к неудаче – если бы шофер не пренебрег мерами безопасности и точно следовал инструкции, то бандиты так и не смогли бы вычислить путь Чиркова. Но им повезло, повезло, как должно было повезти в нашей стране всякому несчастному случаю, всякой беде, всякому пройдохе, который мог быть остановлен по логике вещей, но по абсурдной реальности прошел благополучно до завершения своего злодеяния. Теперь поздно было всплескивать руками, досадовать, нужно было искать, и Турецкий решил танцевать от печки – пристально осмотреть квартиру и дачу, где проживал Чирков.

В показаниях рецидивиста, которые внимательно прочитал Турецкий в уголовном деле, много было напичкано всего – бравады, кривляния, стремления выгородить себя, не проявлялось только самого главного – под патронажем какого «черного барона» работал знаменитый авторитет, на чью совесть списывал он кровь своих жертв и кто обязан помочь ему в трудную минуту. Чирков искусно скрыл главное для себя имя, попытался даже представить дело так, будто и не было в его преступлениях направляющей руки, но конечно же понятно, что за спиной убийцы и вора стоял вполне респектабельный господин. И вот этот-то покровитель интересовал «важняка» прежде всего.

«Если бы побега не случилось, его следовало бы инспирировать – так, кажется, завещал великий Ленин. – Баран непременно потянется к своему вожаку в овчарню. На этот раз нужно ни в коем случае не упустить момента».

Квартирка, где обитал Виктор Чирков, выходила окнами на улицу Александра Невского, но присутствие главной улицы столицы – Тверской – ощущалось постоянно. Ни днем ни ночью не было спасения от массированной газовой атаки и автомобильных сирен. Консьержка понимающе поджала губы, глянув на документ Турецкого. Важный пост позволял ей время от времени подкармливать банальное человеческое любопытство. Она уже несколько суток подряд дотошно прочитывала газеты и рассказывала товаркам о слежке за квартирой бывшего жильца. Конечно, никто из оперативников и не помышлял, что Чирков окажется столь наивным и сунется в собственную берлогу, но охрана квартиры была совсем не лишней. В отчаянии рецидивист может предпринять попытку ликвидировать кое-какие компрометирующие документы или забрать энную сумму денег из загашника. Впрочем, Турецкий мало надеялся на успех – такие опытные преступники всегда живут под мечом ареста, а потому готовятся к нему загодя, переправляя самые необходимые и секретные вещи к своим подельникам.

Комнаты, обставленные по последнему слову дизайна, выглядели между тем серыми и запущенными – сиротливо сбитое на постели одеяло, выжатый лимон на ночном столике, на мебели толстый слой пыли. Видно, что хозяин уехал отсюда спешно, беззаботно, полагая вскоре вернуться. Громадный телевизор со спутниковой антенной, огромное количество ваз на полочках, дорогой аквариум – все свидетельствовало о холостяцком достатке. Турецкий подошел к суперсовременному музыкальному центру. Шторки проигрывателя открывались сами – стоило поднести к ним руку. Лазерных дисков тут же валялась в беспорядке целая куча, на любой вкус – классика, попса, рок, барды.

«Любил, видать, изверг на досуге посентиментальничать, поплакать над хорошей мелодией». Ящики стенки, которая занимала всю гостиную, как и предполагал Турецкий, были в основном пусты. Так, какие-то цветные любительские снимки Чиркова в лесу, на морских пляжах – ерунда, не представляющая интереса. Везде он один, нечетко, общим планом, без ярко выраженного состояния – сытый, спокойный, закрытый человек. Понятное дело, ни записных телефонных книжек, ни неосторожных клочков бумаги, ни даже обычных в каждом доме квитанций по оплате за коммунальные услуги обнаружить не удалось. Только из лежащего на окне богато иллюстрированного альбома Третьяковской галереи, который Турецкий пролистал больше по инерции, выпали две черно-белые глянцевые фотографии. Одна большая, на которой одинаковые дети сидели в три ряда и в два стояли.

Внизу значилась подпись: «Яхромской детский дом No 12». Среди похожих детских мордашек Александр с трудом, да и то без стопроцентной уверенности, выбрал Витю Чиркова. Вспомнилась беседа, записанная Болотовым, со старенькой воспитательницей детского дома, где вырос мальчишка. Родственников у Чиркова никогда не было. Бабушка умерла на Урале, с тех пор Витю и отдали на воспитание государству. За десять лет учебы никто его не навещал. Правда, женщина рассказала историю, что в самые первые детдомовские годы приезжала к мальчику однажды супружеская чета с ребенком – такая чопорная, недоступная – конфет привезли, поинтересовались условиями и через полчаса уехали. Витя потом долго плакал. Но кто они, воспитательница, убей бог, не помнила – может, дядя с тетей, может, знакомые погибших родителей.