Андрей Константинов - Перезагрузка

А еще Свириденко был уверен, что информация, которой он снабдил Леонида, не будет использована в криминальных целях.

А еще… и это самое главное… Денис Иванович видел откровенную увлеченность бывшего коллеги и сейчас немножко завидовал ему. Потому как он и сам был из породы охотников. Вот только схожего легавого азарта Свириденко не испытывал очень давно. Ибо, перефразируя Маяковского, его служебная лодка давно разбилась о… бюрократический быт штабной культуры.

«Бумажка-процент-проверяющие» – вот оно, наше родное полицейское кредо.

Из коммунального коридора отчетливо тянуло подгорелым жареным луком. Петрухин стоял у давно не мытого с давно не стиранными шторами окна, из которого открывался вид на Малый проспект. В частности, на рекламу с «Домом для мусора». Расстояние до щита, ежели по прямой, составляло не более ста пятидесяти метров. Так что Дмитрию сейчас пришло в голову, что 24 числа Саша, похоже, особо не рисковал, выходя из дома с обрезом под мышкой. Он просто дождался, когда под рекламой остановится строговская «фронтера», и лишь потом покинул квартиру.

Петрухин вернулся к аскетически накрытому столу и не без опаски опустился на хлипкий стул. Еще раз бегло осмотрел комнату. Впрочем, особо осматривать было нечего: выцветшие обои, разномастная старая мебель, неопределенного цвета палас, в нескольких местах прожженный пеплом сигарет, и цветной телевизор «Филипс» – единственный, а потому чутка диссонирующий с окружающей обстановкой предмет современной цивилизации. Телевизор работал. На экране премьер-министр призывал создать Общероссийский народный фронт, чтобы «все люди, которые объединены единым стремлением укреплять нашу страну, могли быть в рамках единой платформы».

Противно скрипнула дверь, и в комнату прошествовал хозяин, обозначив источник происхождения запаха. Смирнов А. С. торжественно водрузил на стол кастрюлю с дымящейся вареной картошкой, густо посыпанной луковыми угольками, и с видом человека, последним усилием воли завершившего «Mission: Impossible», потянулся за стоявшей здесь же початой бутылкой водки.

– Ну давай, что ли, еще по граммульке? За знакомство?

– Да мы с тобой, Анатолий Степанович, вроде как опростали уже, за знакомство-то? – усмехнулся Дмитрий.

– Да? Ну тогда давай… э-э-э-э… Давай… за мир во всем мире?

– Прекрасный тост!

Хозяин и его гость с оттяжечкой чокнулись. Выпили: Смирнов – до дна, довольно крякнув, Петрухин – половинку, чуть скривившись, так как водка была явно из «магазина пошаговой доступности». Затем, под доносящиеся из телевизора пламенные напутствия премьера, потянулись к картошечке: Петрухин – культурно, вилкой, Смирнов – по рабоче-крестьянски, мозолистыми перстами.

– И чего ему всё неймётся-то?

– Кому?

– Да президенту.

– Так он же премьер?

– А какая, на хрен, разница?

– Хм… Ну да. Мудро. Глыбко… Он там… Короче, призывает вступать в народный фронт.

– О! А мы с тобой тока-тока за мир пили!.. Че, обратно война с кем-то намечается?

– «По новым данным разведки, мы воевали сами с собой», – пространно процитировал Петрухин.

– Это как?

– Да не суть, не обращай внимания.

– А я и не обращаю. Тем более что надоели они – спасу нет! Всё, мать их, воюют с кем-то… Вон, послезавтра уже шестьдесят… забыл какая по счету годовщина…

– Шестьдесят шестая!

– Во-во! А у них до сих пор: «Всё для фронта, всё для победы!» О! Хороший тост! Давай, Дима, за победу!.. Не-не, я сам раскидаю… Негоже руку менять… Кстати, когда оно по-настоящему было «всё для победы», у нас на верфях народ по три смены, без выходных и праздников мантулил. А сейчас? Тьфу! На работу ходим, в лучшем случае, три дня в неделю. А спроси – зачем ходим?

– Спрашиваю. Зачем?

– Очередной эсминец для китайцев клепаем. Вот тебе и вся победа. Парадокс?

– Он самый, – серьезно подтвердил Петрухин…

…За какие-то полчаса от изначального айсберга недоверия, дрейфовавшего про меж двух собеседников, осталась лишь крохотная лужица. Отныне Смирнов покровительственно хлопал Петрухина по плечу, называл его Димасом и даже пожертвовал на гостя последнюю оставшуюся в доме картошку. Вытребовав, правда, взамен денег «на пузырек».

Вот оно, подлинное, неплакатное единство полиции и народа! А ведь обычный гражданин с полицией общается редко. И еще реже – охотно. Потому как по собственной воле никто особенно к такому общению не стремится. Но бывает, что порой сама полиция хочет пообщаться с гражданином. И тогда она, родная наша, приглашает гражданина к себе в гости, присылает ему трогательную записку, которая именуется «повестка». «Ветка сирени, – пишет полиция, – упала на грудь. Милый Ванюша, меня не забудь…» Или что-нибудь похожее ласковое: «В случае неявки вы будете доставлены принудительно».