Николай Зорин - Программист жизни

– Почему я так думаю? – переспросил я, с трудом отрывая взгляд от трости и переводя его на Мишарина. – Не знаю, каким был до этих сеансов Борис, мы в то время были незнакомы, но мой брат точно был совершенно нормальным. Никаких суицидальных наклонностей за ним не водилось. Но дело даже не в этом. Эти сеансы как-то связаны с… – Я запнулся, не зная, как выразить мысль, и тут меня осенило. Я вдруг понял, что происходит в видениях Полины, почему там два Стаса – восемнадцатилетний, каким он был тогда, и тридцатилетний, каким он был бы сейчас. Стас в последние минуты жизни вспоминал свое будущее, которое он каким-то образом знал. Картины воспоминаний будущего проходили перед его глазами точно так, как проходят картины прожитой жизни у умирающего. – Сеансы Сотникова связаны с воспоминаниями о будущем. Из-за этого будущего, вернее, из-за знаний о нем, Стас и погиб. Он бросился на дорогу, потому что зазвучала песня, которую бы в будущем он поставил на своем телефоне на номер Алевтины. Он поспешил ей на помощь и попал под машину. – И тут меня пронзила еще одна мысль: Стас должен был погибнуть вчера, все равно погибнуть, и все произошло бы точно так же, как тогда, двенадцать лет назад. В любом случае его жизнь прерывалась в автомобильной катастрофе. Мне стало так плохо, что я без сил рухнул на скамейку.

Мишарин встревожился, засуетился, хотел куда-то звонить, но я его остановил.

– Не надо, мне уже лучше, – солгал я, представив, как сюда сейчас набежит куча медперсонала. Он мне не очень поверил, но, видимо, вся эта медицинская суета и его не устраивала.

– Вам правда лучше? – для очистки совести спросил он.

– Правда. Во всяком случае, я справлюсь своими силами.

Он дал мне немного времени, чтобы прийти в себя, а потом потребовал все рассказать. Именно потребовал. Но я был не против. Подозреваемым Мишарин быть перестал, а в его помощи я очень нуждался. Мне нужен был человек, способный дать объективную оценку происходящим событиям.

Я начал свой рассказ с самого начала, с прошлого воскресенья, с того момента, как увидел фотографию тридцатилетнего Стаса. Мишарин слушал очень внимательно. Ни разу не перебил, но под конец моего повествования не в меру разволновался.

– Плохой я врач! – воскликнул Евгений Павлович. – Я должен был с самого начала понять, что в болезни Бориса Стотланда что-то не так. Все лечение было построено неверно.

Мишарин взял трость, механически, не осознанно и опять принялся постукивать ею по земле.

– Он постоянно рассказывал о своих перемещениях в будущее, приводил доказательства, а я принимал все это за болезненный бред, – продолжал сокрушаться он.

– Вас можно понять, – попытался я его утешить, – все это действительно похоже на бред. Но что вы сейчас думаете? У вас есть какое-нибудь объяснение тому, что происходит? Каким образом методика Сотникова могла повлиять… могла пробудить способности к предвидению, что ли?

– Не знаю. Пока не знаю. – Мишарин в задумчивости стал выстукивать тростью какой-то ритм, и тут я с ужасом его узнал – это был ритм «Колоколов».

– «Black Sabbath»? – полузадушенным голосом спросил я – дыхание перехватило.

– Что? – не понял Мишарин и с удивлением посмотрел на свою трость. – А, да. – И по моему мрачному взгляду догадавшись, о чем я подумал, усмехнулся: – Когда-то это была моя любимая группа, я Алевтину на нее и подсадил.

Прекрасно! Он подсадил Алевтину, я… впрочем, Стаса я на нее подсадить не успел.

Он вдруг грустно улыбнулся и запел «Черный шабаш», прекрасным, поставленным голосом на чистом, грамотном английском – вот откуда у Алевтины ее таланты, – но сам себя оборвал.

– Я не знаю, что происходило на сеансах Сотникова, – Евгений Павлович с отвращением произнес фамилию своего зятя, его даже передернуло, – но постараюсь приложить все силы, чтобы узнать.

– В кабинет Сотникова вас никто в ближайшие дни не пропустит, – возразил я. – А его рабочий компьютер и всю документацию забрала прокуратура.

– Это неважно, – Евгений Павлович улыбнулся озорной, мальчишеской улыбкой. – Я знаю своего зятя и могу с уверенностью сказать: в официальной документации и в рабочем компьютере они ничего не найдут. А у меня есть кое-какие соображения, как добраться до его тайны. – Он опять улыбнулся. – Если, конечно, такая тайна имеется. Не исключено, что мы с вами просто большие фантазеры.

– Не исключено, – согласился я, внезапно почувствовав жуткую усталость. Мне пришла в голову одна мысль: даже если мы не ошиблись, и методика Сотникова действительно пробуждала в человеке способности видеть будущее, это не означало, что попасть туда можно было физически, а потому не объясняло фотографию Стаса.