Николай Зорин - Программист жизни

– Как только я что-нибудь выясню, я вам позвоню, – сказал он утешающим тоном, видя, что настроение у меня испортилось, весь энтузиазм пропал. – Но и вас я хочу попросить об одном одолжении: пожалуйста, как можно скорее найдите убийцу. Я прошу вас ради Бориса. Уверен, он не виновен. Этот арест…

– Его не арестовали, а пока задержали, – возразил я.

– Для него это все равно. Больше всего он боялся, что его арестуют. У него это было навязчивой идеей. Он говорил, что много раз видел, как его арестовывают, причем именно по обвинению в убийстве, которого он не совершал. А временами Борис начинал думать, что действительно совершит убийство. Это его очень мучило.

– Я его понимаю. Постараюсь добиться освобождения. Если мы с вами не ошиблись, то жертвами методики Сотникова могли стать и другие люди. Нужно искать среди его бывших пациентов. Он, кстати, так и говорил. А вам он не рассказывал, что на него покушались?

– Нет, не рассказывал. – Мишарин немного помолчал, о чем-то задумавшись. – Это странно. Во всех затруднительных ситуациях мой зять всегда обращался ко мне.

Мы обменялись с Евгением Павловичем номерами телефонов, тепло попрощались, и я поехал в агентство. Полина меня уже заждалась.

Еще на крыльце я услышал голос Полины. Она о чем-то оживленно говорила, и я подумал, что у нас новый клиент. Но оказалось, что в гости зашла Зоя Михайловна, мама Полины. Я почувствовал себя пойманным на месте преступления вором. Не знаю почему, но именно такая ассоциация пронеслась в голове. Полина никогда не рассказывала матери о наших семейных недоразумениях, тем более теперь, когда все было так серьезно, не стала бы ничего говорить, но мне казалось, что Зоя Михайловна по одним моим глазам поймет, что я изменил Полине. Или по голосу, который, конечно, не выдержит, сфальшивит.

Когда я вошел в офис, Зоя Михайловна и Полина были заняты делом – вместе прорабатывали список пациентов Сотникова. Полина разговаривала по телефону. Зоя Михайловна сидела за столом на моем месте и с очень серьезным видом делала какие-то пометки цветными маркерами. Проходить дальше порога мне не хотелось, но вечно торчать у двери я не мог. С опаской, постаравшись стереть с лица страдание нечистой совести, я подошел к теще, поздоровался с ней шепотом, чтобы не мешать Полине, и… так проще было скрыть дрожь и тревогу. Она мне кивнула и так же шепотом начала объяснять смысл своего художественного творчества – список, который я взял в регистратуре клиники, приобрел благодаря ее стараниям веселенький вид.

– Мы успели проработать две восьмых списка, – зашептала Зоя Михайловна, а я несколько ошарашенно стал прикидывать, сколько это получается в пересчете на персоны, но почему-то высчитать не смог. – Красным я подчеркнула фамилии, на которые стоит обратить особое внимание. Таких шесть человек. – Она ткнула в каждую фамилию обратным концом маркера. – Эти люди – крупные бизнесмены, но в последний год их дела резко пошли под гору. Зеленым обозначены те, которые к вашему делу не могут иметь отношения. Их, как ты видишь, большинство. Оранжевым…

– А что это за черная рамочка? – перебил я тещины объяснения. Какое-то непонятное чувство вдруг охватило меня, причем с такой силой, что даже отвлекло от собственных переживаний. Но все продолжалось несколько секунд, тут же прошло, я не успел понять, ни что это за чувство (тревога, волнение или что-то другое), ни отчего оно появилось.

– Этот человек умер, – печально сказала она. – Два года назад. – Зоя Михайловна тяжело вздохнула и сделала паузу. А у меня опять промелькнуло то самое чувство. Почтив память усопшего минутой молчания, она продолжила: – Оранжевым я подчеркнула людей с хроническими заболеваниями. Фиолетовым – тех, кто по разным причинам уехал из города.

Полина закончила разговор по телефону и подошла к нам.

– Синий, – сказала она Зое Михайловне. Та подчеркнула в списке какую-то фамилию и объяснила: – Синим мы обозначаем тех, кто лечился амбулаторно. – И совсем другим тоном, таким, каким говорят, когда хотят порадовать сюрпризом, сказала: – А сейчас мы будем пить чай. Я испекла яблочный штрудель.

Кажется, пронесло, Зоя Михайловна ничего по моему лицу не прочитала и в голосе не заметила уличающих интонаций. Настроение у меня поднялось. Я вывесил на дверь табличку: «Перерыв 15 минут» – и сел к столу.

Штрудель, выпеченный моей славной тещей, оказался удивительно вкусным. Чай, как всегда, выше всяких похвал – у Зои Михайловны настоящий талант заваривать чай. Даже самый простой, какой-нибудь «Липтон» в пакетиках, в ее руках обретает потрясающий вкус и аромат. Да к тому же я, перестав нервничать, ощутил прямо-таки волчий голод – поездка в психиатрическую больницу отняла много сил.