Татьяна Устинова - Детектив на пороге весны

– А вот у меня есть замечательная история, – поглядывая на Юру с каким-то новым чувством, начала Марфа Васильевна. – И как раз про революционэров, раз уж у нас такой… разговор. Вы толкуете про борьбу за власть, а я вам скажу, что там у них, у большевиков, еще была страшная борьба за мужиков. Да, да, – сказала она, заметив, что Анфиса улыбается, – всем революционэркам хотелось получше устроиться, и они боролись за свое место под солнцем. Ну, Ленин, самый перспективный в смысле власти, к тому времени был уже абонирован, и разженить его с Надеждой не было никакой возможности. Оставалось некоторое количество мужичков помельче, и за них все отчаянно сражались. Был среди них такой приличный немецкий дяденька по фамилии Ренгник. На него в свое время положила глаз Землячка, но он ее отверг, можете себе представить! Он ее отверг и женился на обыкновенной девушке, вовсе не революционэрке, можете себе представить! Она была толстушка, веселая и с чувством юмора. А сам Ренгник был такой трогательной души человек, что из пролетарского кремлевского буфета, когда в стране был голод, этой своей жене приносил кусочек курочки. У него нагрудный карман пиджака всегда был сальный, потому что он курочку клал туда.

Все слушали эту удивительную историю, не перебивая.

– Сталину даже не удалось его расстрелять, – сказала бабушка несколько хвастливо, как будто гордилась революционером Ренгником, – он умер от туберкулеза, была у него такая счастливая возможность. А я дружила с его дочерью Тамаркой, – заключила бабушка. – Вот такие дела.

Клавдия подала чай, все расселись вокруг стола, чувствуя себя чуть-чуть по-другому, не так, как до случившегося нынче вечером разговора, и разошлись спать, уговорившись, кто и чем занимается завтра утром.

Бабушка обещала выяснить, что было в старом доме во время войны и откуда могла взяться фотография. Для этого нужно позвонить Ивану Ивановичу, запудрить ему мозги как следует и убедить его в том, что ее этот вопрос интересует из чистого любопытства. Ну, может, она вступила в общество юных следопытов и теперь идет тропами Великой Отечественной войны!

Клавдия взялась расспросить деревенских знакомых про самого Петра Мартыновича и про его учительскую деятельность, а Юра обещал выяснить что-нибудь про родственников. «По своим каналам», как выразился он.

Таким образом, на сегодняшнее утро Анфису решительно не волновала судьба бритого сэра Квентина по имени Илья Решетников, и ввязываться в новую авантюру ей совсем не хотелось.

Но поздно, поздно!..

Яичница, круассан, торт и малина были съедены, кофе выпит, и ничего не осталось такого, из-за чего можно было бы еще отложить свое «независимое расследование».

– Моя дорогая, – провожая ее утром, сказала бабушка, – боюсь, что ты даже не подозреваешь, в какое отвратительное дело впутываешься! Еще только бандитских разборок тебе не хватает!

Анфиса и представить себе не могла, насколько на этот раз бабушка оказалась права!..

Примерно в полдень Мика сказала себе, что она, пожалуй, близка к истерике.

Она не знала хорошенько, что значит быть близкой к истерике, но такое состояние ей нравилось. Оно означало, что Мика готова разрыдаться – вот уже глаза налились слезами, – что все очень плохо, даже не плохо, а ужасно, что кошмары сегодняшней ночи продолжают преследовать ее, что она не может, не может больше!..

Она именно так и думала про себя – про «кошмары сегодняшней ночи» и про то, что «больше не может!..».

Утром она позвонила Валентину и все ему рассказала.

Он пришел в невообразимое бешенство.

Он орал и визжал так, что растерянно улыбавшаяся в трубку Мика должна была отнести ее подальше. Она пугалась, когда так кричали возле самого ее уха.

– Идиотка! – орал Валя. – Дура, мразь! Сколько раз я повторил тебе, что нужно сделать, а что ты сделала?! Ну, что ты сделала?!!

Она хотела заплакать и не могла – от потрясения. С ней никто и никогда не разговаривал таким тоном, даже бывший муж, хам и деревенщина. Бывший муж если и орал, то как-то необидно, легко, через пять минут забывал, что орал, становился ласковым и обычным.

Кроме того, он никогда ее не оскорблял. Мика даже представить себе не могла, что ее можно… оскорблять.

Разве можно? Никак нельзя. Она такая… славная, милая, чудесная женщина. Нежное существо. Тонкая натура. Разве таких… оскорбляют?!

– Овца!!! – отчетливо выговаривал в трубке Валентин. – Последняя безмозглая овца!! Пропади ты пропадом со своим паршивым папашкой! Знать тебя не желаю!