Татьяна Устинова - Детектив на пороге весны

Почудилось?.. Почудилось?!..

Она стояли так довольно долго, или Анфисе только показалось?

Потом он пошевелился рядом и прошептал ей в самое ухо:

– Стойте и не дергайтесь.

– Что?!

И опять американские героини из американских фильмов вспомнились ей некстати. Именно они в момент, когда нужно молчать, непременно начинали приставать с расспросами, детальными, сложными, к примеру, о том, кем была его бывшая жена и при каких обстоятельствах его папочка покинул семью.

Вспомнивши героиню, она замолчала и только сопела, когда он протискивался мимо нее.

Фонарь не горел.

Открытый в полу квадрат теперь казался очень светлым, как будто там, наверху, горел свет, отражался от банок с огурцами, блестел холодным сальным блеском.

Юра Латышев протиснулся мимо, нашарил ногой лестничку и полез наверх.

Куда?! Зачем?!

«Он хочет бросить меня одну. Он собирается меня замуровать. Он и есть преступник. Решил избавиться от меня, оставив здесь, а бабушке скажет, что…»

Что-то приглушенно стукнуло, Юра понадежнее укрепился на лестнице, придерживая руками тяжеленную крышку.

Анфиса подумала, что так, должно быть, закрывается гроб.

Старое дерево скрипнуло в пазах, и крышка легла на свое место.

Лунный свет – последняя надежда! – исчез, отрезанный от них деревянной стеной.

Все.

Мы погребены под землей, торжественно подумала Анфиса. Конец истории.

В финальных кадрах не будет не только поцелуя, но и пинка под зад. Только закрывающаяся крышка гроба.

– Вы здесь?

Она кивнула сосредоточенно, словно он мог ее видеть.

– Анфиса?

– Зачем вы это сделали?

– На всякий случай. Никто не должен вернуться, но на всякий случай.

– Он все равно увидит, что половики подняты!

– Не сразу, – прошептал Юра. – Не сразу. А потом черт знает, насколько он наблюдательный. Может, и вовсе ничего не заметит.

– Почему «он»? Может, «она»?

Юра зажег фонарь, и Анфиса рукавом прикрыла глаза, по которым полоснул свет.

– Он. Она не вытащила бы отсюда соседа. Он был мужчина… увесистый. Пошли.

– Юра, я ничего не понимаю.

– Видите дверь?

– Ну вижу.

Дверь была прочно сколоченная, как латами, перетянутая ржавыми железными скобами.

– Надо посмотреть, что за ней.

– Может… не надо?

– Поздно, – вдруг сказал он. – Я уже не могу отправить вас домой. Так что пойдем.

Он опять протиснулся мимо нее. Луч света плясал у него в руке. Пригибаясь, он подошел к двери и подергал ее.

Анфиса почему-то была уверена, что дверь ни за что не откроется, что это какой-то обман вроде очага, нарисованного на холсте в каморке у папы Карло, и чуть не умерла на месте, когда дверь вдруг легко открылась, даже не скрипнув.

– Стойте здесь.

– Я… не могу.

– Я только взгляну, что там.

Он шагнул в темноту, и свет фонаря сразу пропал, как отрезанный.

«Никогда-никогда больше я не стану играть ни в какие детективные игры. Пусть играет тот, кто не знает, как это страшно. А я не буду. Я-то уже знаю! Я боюсь так, что с каждой секундой мне становится все труднее дышать. Воздух тоже боится, прячется, и его остается все меньше и меньше. Меньше и меньше…»

– Анфиса, идите сюда!

Его голос прозвучал глухо, как из бочки.

– Анфиса!

Она рванулась вперед, кажется, задела что-то, потому что жалобно и испуганно зазвенело стекло.

– Здесь подземный ход!

– Что?!

Она выскочила в круг света и замерла.

Это оказался настоящий подземный ход – как в кино про старый замок. У него были… своды, обложенные влажным камнем, и в нем можно было стоять.

– Господи боже мой, где мы?!

– Пошли.

– Куда?!

– Вперед. Нужно выяснить, куда он выходит. Я догадываюсь, конечно, но все равно надо проверить.

– Юра, может, в милицию позвонить?

– Держитесь за меня. Он не должен быть слишком длинный.

– Почему?

– Это же не одесские катакомбы! – ответил он непонятно, и они стали потихоньку продвигаться вперед.

«Я хочу домой, – твердила про себя храбрая Анфиса Коржикова. – Под одеяло. Спать. Я хочу домой спать. И чтобы Юра спустил собаку Грега, и чтобы она патрулировала территорию. Я не хочу никакой подземный ход!

А что, если здесь… скелет? Разбросанные кости, череп, откатившийся в сторону?! Что, если здесь убивали и мучили людей?! Что, если здесь обосновались сатанисты, и сейчас мы выйдем в огромный и мрачный зал, где уже горит жертвенный костер, поджидая нас? И из-за стены сейчас появится человек в одежде средневекового монаха, и шагнет, и загородит нам проход?! Что, если именно здесь и обитает наше семейное привидение, студент-утопленник?!