– То-то и оно, что подвиги совершать, это не по дискотекам ночами таскаться!
– Я только на дискотеках и чувствую себя человеком! Только там от этого дурдома отдыхаю!
– Ничего, – зловещим голосом пообещал отец. – И до дискотек доберусь ваших.
Плюхнулся в кресло, швырнул ружье на стол и закурил. Покурив, швырнул окурок за холодильник.
– Я – Черный плащ! – внезапно вскочив грузным пинг-понговским мячиком, истошно заверещал он и начал долбить себя в грудь как Кинг-Конг. – Победитель темных сил – Черный плащ!
И это говорил матерый пройдоха, аферист и мошенник!!!
Мы тогда жили в деревне Варенкино, где отец устроился управляющим птицеводческой фермой и выжидал случая что-нибудь с этой фермы поиметь, а мать уже привычно работала бухгалтером и своего тоже старалась не упустить.
– Валь, – заявил отец воскресным утром, щедро приложившись к бутылке с самогоном, – я гений!
– Опять? – вздохнула мать. – Не вздумай больше никаких яблок покупать! Гений он!
– Яблоки – пройденный этап, – отмахнулся отец, – надо глобальнее мыслить, с людями надо помягше, а на вопросы, как говорится, смотреть ширше и углубже.
– Понесло, – мать с осуждением покачала головой. – Не умеешь ты пить, Витя.
– Все я умею! – отец хлопнул по столу кулаком. – Я пью, да дело разумею, не то, что некоторые.
– Это кто, например? – глаза матери по-змеиному сузились, а рука привычно потянулась к сковородке, которую Пашка вымакивал хлебом от жира, оставшегося от съеденной отцом яичницы на сале.
– Я в общем сказал, – начал юлить отец.
– Тут не партсобрание, ты говори конкретно, кого имеешь в виду?
– Да полно таких несознательных элементов, – папаша покосился на нас, – всякие алкоголики, тунеядцы, «социально близкие» и прочая шелупонь.
– Это да, – согласилась мать.
– А мы, прогрессивное человечество, совсем по-другому. Вот, например, взять куроводство. Некоторые думают, что в нем ничего сложного, а между тем, я, как куровод, могу в любой момент главой Птицепрома стать!
– Хватит демагогию разводить! – прервала мать. – Говори конкретно, что в этот раз задумал, аферист-надомник.
– Скучный ты человек, Валентина, – вздохнул отец. – Невеселый.
– Ты зато сразу веселый, как только жало смочишь, шулер мелкий. Когда же ты уже нахлебаешься, прощелыга?
– Мои друзья хоть не в болонии, – запел отец, – зато не тащат из семьи. А гадость пьют из экономии, хоть по утрам, да на свои. А у тебя самой-то, Зин, приятель был с завода шин, так он вообще хлебал бензин.
– Трепло ты, аферист-неудачник!
– Ничего я не трепло! Слушайте и учитесь, пока я жив.
Мы замерли в ожидании плана очередной папашиной авантюры.
– Короче, надо не жевать сопли, а ошкурить на прощание их всех по максимуму, снять пенку, слить сливки. Мы устроим сбор пожертвований.
– На церковь? – не поняла мать.
– Ты что, совсем того?
– Теперь же можно.
– Сегодня можно, а завтра там, – он показал пальцем на потолок, – очухаются и будет опять нельзя! А тебя уже на заметочку там, – ткнул пальцем себе за спину, – взяли. Не отмоешься потом.
– Это да, – закивала мать, – это могеть быть. Так на что собирать?
– На негров, – выпалил отец и, выпятив грудь, будто петух, с довольным видом посмотрел на нас – вот, мол, я какой.
– На каких негров? – вытаращила глаза мать. – Где ты нашел негров?
– В Америке. Там их, между прочим, угнетают! Хоть даже «Хижину дяди Тома» почитай.
– Я не знаю, кто там у Тома дядя, но ты чушь какую-то городишь, ахинею несешь.
– Ничего не чушь. Я в райкоме плакаты с угнетаемыми неграми того, – понизил голос.
– Чего «того»?
– Позаимствовал, короче. Душевные такие картинки, трогательные.
– Где они?
– В кладовке стоят.
– Пошли.
Плакаты были внушительные: негры в кандалах; надсмотрщики с бичами; мордатые полицейские в шлемах, избивающие дубинками мирного чернокожего алкаша.
– Ну как тебе? – отец приплясывал от нетерпения.
– Ну… – мать задумчиво изучала наглядную агитацию, – серьезная штука, с душой нарисовано.
– Вот видишь! – обрадовался папаша. – Даже тебя, человека темного, суеверного и заскорузлого, и то трогает за душу, а уж деревенские простаки за раз-два будут готовы. Пиф-паф и наповал.
– Ой-ей-ей, – подсказал Пашка.
Читать дальше