Ольга Иконникова - Кафедра

Она наслаждается, говоря о картинах. Я не знаю, сколько они стоят, но понимаю, что дорого.

– Между прочим, одна из первых картин Пчелина – «Молодые у тестя» сразу была приобретена для собрания Третьякова, а это что-нибудь да значит. До революции он писал, в основном, бытовые картины, а потом резко сменил направление. Вы только послушайте названия его послереволюционных картин: «9 января 1905 года», «Казнь Степана Разина», «Всесоюзный колхозный съезд в гостях у Красной Армии». Думаю, такие картины на моего дедушку произвели бы впечатление.

Квасцов хихикает:

– Какая чушь!

Глаза Даши темнеют от возмущения.

– Зря вы так, молодой человек, – подает голос сидящая в кожаном кресле молодая женщина, одетая так стильно и дорого, что рядом с ней даже Кирсанова не кажется королевой бала. – У каждой эпохи должны быть свои живописцы. И, если вам интересно, несколько лет назад на аукционе Русской галереи искусств картина Пчелина «Письмо с фронта» оказалась лучшим лотом торгов – за нее заплатили шестьдесят тысяч долларов!

Все почтительно молчат – сумма впечатляет.

– Но, дорогая Даша, почему вы мне раньше не рассказали эти удивительные истории? – продолжает незнакомка. – Если бы я знала, что вы так любите Пчелина, то внесла бы свою лепту в пополнение вашей коллекции. В кабинете секретаря моего мужа висит одна из его картин – как раз революционной тематики. А Аркаша у меня – демократ, и она у него не в фаворе. Я буду рада подарить ее вам.

Даша подносит ладошку к губам.

– Что вы, Нонна, я не могу принять такой подарок!

Женщина небрежно машет рукой, словно речь идет о рисунке ученика художественной школы.

– Пустяки! Секретарь моего мужа ничего не понимает в живописи. Аркадий к ней тоже равнодушен. А я хочу подарить картину вам! Что же в этом плохого? Тем более, что на сегодняшний праздник я пришла без подарка. Ну, же, Даша, признайтесь, что это доставит вам радость.

Даша не находит слов для изъявления чувств. Ах, это удивительно! Просто превосходно! Даже немыслимо.

Я шепотом спрашиваю у Вадима, кто эта женщина. Он так же шепотом отвечает:

– Нонна Красавина – новая Дашина подруга. Родом из Питера, но сейчас живет в Москве. Между прочим, жена депутата Государственной Думы.

– Тогда понятно, – киваю я. – А депутат – тот самый политик, который учился в нашем университете?

Вадим молча кивает.

– Для депутата Государственной Думы картина стоимостью несколько тысяч долларов – действительно, пустяк.

Но Вадим хмурится.

– Неважно, пустяк это для него или нет – Даша должна отказаться от подарка.

Я усмехаюсь – вряд ли Даша думает так же, как он.

Вечеринка заканчивается в полночь – как в сказке про Золушку.

Андрей приезжает в Питер только на один день. Мы вообще с ним редко видимся, хотя могли бы навещать друг друга каждые выходные – всего четыре часа на «Сапсане». Но Андрей считает, что это не рационально – деньги можно потратить с большей пользой.

Он вручает мне пакет с овощами (подарки он тоже любит практичные) и ласково трется носом о мою щеку.

– Алиса, я по тебе скучал.

Для него признание в любви – почти подвиг. Любовь ведь тоже иррациональна. Поэтому я не требую от него красивых слов.

– Ты уже написала заявление на увольнение? – спрашивает он.

Объяснить, почему я ввязалась в эту историю, труднее всего оказывается именно Андрею. У него – слишком рациональный ум, чтобы любить приключения.

– Это – глупо! – заявляет он, когда я рассказываю ему о просьбе Вадима.

– Что глупо? – решаю уточнить я.

Он с удовольствием объясняет:

– Во-первых, ты – не детектив, и все твои познания о ремесле сыщика почерпнуты из дешевых романов, что не может принести никакой пользы. Во-вторых, сомнительно, чтобы Кирсанову вообще требовалось что-то расследовать – это может оказаться обычным розыгрышем. И, в-третьих, даже если таинственная мстительница действительно существует, это – его проблемы, в которых он сам и виноват. Кому, как не тебе, знать о его многочисленных неразборчивых связях.

Светлые брови его сведены над переносицей, в глазах – немой укор.

– О каких многочисленных связях ты говоришь? – возмущаюсь я. – И почему я должна о них знать?

Он примирительно улыбается.

– Не сердись, я не хотел сказать ничего обидного. Я только хотел напомнить, что ты тоже была в числе тех, с чьими чувствами он не слишком считался. Или ты уже забыла?

С его стороны напоминать мне об этом – верх бестактности, но таков уж он есть – в поисках истины он не останавливается ни перед чем. Я знаю его характер и научилась не судить его строго.