Линвуд Баркли - След на стекле

Я твердо намеревался разыскать типа, всучившего ему последнюю и фатальную дозу.

На всех нас лежала большая доза ответственности, но именно этот сукин сын, по моему мнению, стал тем, кто нажал на курок.

Утром женщина входит в спальню с подносом в руках.

– Привет! – говорит она мужчине, который все еще нежится под одеялом.

Он приподнимается на локтях и рассматривает завтрак, пока женщина устанавливает поднос на прикроватную тумбочку.

– Яичница-болтунья, – говорит он, глядя на тарелку почти с подозрением.

– В точности как ты любишь, – отвечает она. – Хорошо прожаренная. Ешь скорее, пока все не остыло.

Он выпрастывает ноги из-под одеяла, садится на край постели. На нем старая и застиранная белая пижама в тонкую синюю полоску. Рисунок уже почти полностью стерся на коленях.

– Как тебе спалось? – спрашивает женщина.

– Превосходно, – отвечает он, берет салфетку и расстилает у себя на коленях. – Я даже не слышал, как ты встала.

– Я поднялась около шести, но по кухне ходила на цыпочках, чтобы не разбудить тебя. Ты бросил свое хобби?

– Что? О чем ты?

– Где твоя маленькая книжка? Обычно она лежит вот здесь. – Она указывает на тумбочку.

– Я делаю в ней записи, когда ты уходишь, – сообщает он, пристраивая тарелку поверх салфетки на коленях и начиная есть. – Отменная яичница. – Женщина молчит. – Не хочешь присесть со мной?

– Нет. Мне нужно идти работать.

Мужчина цепляет на вилку ломтик жареного бекона, с хрустом пережевывает его.

– Тебе нужна помощь?

– В чем?

– В работе. Я мог бы помочь тебе. – Он прожевывает свой бекон и глотает его.

– Ты все путаешь, – говорит она. – Ты больше не приходишь работать.

– Но я же приходил.

– Просто позавтракай с удовольствием.

– Я мог бы помочь, действительно мог бы. Ты же знаешь, у меня получается с книгами. Я все улавливаю.

Женщина вздыхает. Сколько раз ей уже приходилось разговаривать с ним об этом.

– Нет, – отвечает она.

Мужчина хмурится:

– Мне бы хотелось, чтобы все стало как прежде.

– А кому бы не хотелось? – замечает женщина. – Мне бы очень понравилось снова стать двадцатилетней, но одно дело желание, а реальность – совсем другое.

Он дует на кофе и делает небольшой глоток.

– Как там сегодня на улице?

– Кажется, погода замечательная. Ночью прошел дождь.

– Как бы мне хотелось выйти. Пусть даже идет дождь, – говорит мужчина.

Ее терпение иссякает.

– Доедай завтрак. Прежде чем уйти, я вернусь за подносом.

Я договорился о встрече с Фрицем Броттом, владельцем мясной лавки «Броттс братс» в Тонауанде, за которой пару дней наблюдал, непосредственно в магазине. У него имелся там свой кабинет, где мы могли без помех поговорить наедине.

Бротт был заметной фигурой в нашем обществе уже более двадцати лет. Он эмигрировал из Германии в семидесятые годы вместе с женой и маленькой дочкой. Несколько лет стоял за кассой разных продуктовых магазинов, но всегда мечтал открыть свой собственный. В начале девяностых Бротт узнал, что пожилой владелец мясной лавки захотел отойти от дел. Он надеялся, что сын продолжит семейный бизнес, однако парню еще не исполнилось и двадцати, когда стало ясно: его гораздо больше интересуют компьютеры, чем куски сырого мяса. И пришлось отцу тянуть магазин на себе еще два десятилетия, но поскольку передать его все равно оказалось некому, он решился в итоге выставить лавку на продажу.

А Фриц не просто хорошо разбирался в сортах мяса. Он сам был отличным поваром и знал секрет рецепта братвурстов [7] Немецкие сосиски для жарки из свиного фарша. , передававшийся в его семье из поколения в поколение. Это, сказал он тогда жене, станет главной приманкой их магазина. Так, кстати, родилось и его название.

Жена Фрица, хотя и принимала в делах активное участие, не приезжала в магазин каждый день. Она много работала на дому, занимаясь оформлением документов, оплачивая счета, составляя ведомости по зарплатам и давая Фрицу возможность полностью сосредоточиться на производстве его любимых братвурстов и нежнейших говяжьих отбивных с восхитительным мраморным отливом. Именно жена заметила непорядок в отчетности за последние недели. Их прибыль уменьшилась. Огромные туши, свисавшие на крюках в камере холодильника, стали как будто давать меньше мяса, чем прежде.