Ирина Зарубина - Запретное кино

— Знаешь, когда мы вчера в его доме были, я уже все до конца поняла. Это тоже трудно объяснить, но человек не держал старых вещей совсем, никаких. Все выбрасывал подчистую.

— И что?

— Наверное, опасался любых материальных свидетельств своего существования. Хоть чем-то боялся себя выдать. Я понятно говорю?

— Понятно, — кивнула Ирина. — Мне самой жутко было. Еще все время это дерево вспоминаю.

— Да… — Клавдия помолчала. — И вот теперь решай — искать нам тех людей, что его казнили, или оставить в покое?

Ирина не успела ответить, потому что в дверь постучали.

— Да, — сказала Клавдия.

Заглянул милиционер.

— Следователь Дежки на?

— Я.

— Горбатова привели.

— Заводите.

Первое, что сказал Леонид Маркович, войдя в кабинет, было:

— Госпожам следовательницам мое глубокое почтение.

Клавдия с Ириной переглянулись.

— Снимите с него наручники, — попросила Клавдия сопровождающих, — и побудьте в коридоре.

Милиционеры выполнили просьбу. Горбатов прищурился близоруко, деловито осмотрелся и сказал:

— Отпустите меня на свободу, я обязуюсь в месячный срок произвести в вашем кабинете евроремонт.

— Сами будете ремонтировать?

— Нет, турецкие рабочие сделают все в лучшем виде.

— А если всю прокуратуру? — спросила Клавдия.

— Тогда лучше оставьте меня в тюрьме, — ответил Горбатов.

— Ну что, Леонид Маркович, как ваше дело движется? — спросила Клавдия, заполнив протокол.

— Ни шатко ни валко. Что вы! Со мной такие злодеи сидят, разве вам до меня, скромного сеятеля разумного, доброго, вечного.

— Тут какая-то неувязочка: это вы — разумный, добрый и вечный или то, что вы посеяли?

— А вы тонкая дама, — обрадовался Горбатов. — Заметили. Правильно. И то и другое. Вот вы мне скажите — готовы вы платить двести рублей за видеокассету, которую раз посмотрите и выбросите? Нет, не готовы. А семьдесят? О, вижу, уже глазки блестят.

— Это я зеваю, — сказала Клавдия. — Извините. Вы большой радетель о счастье народа, но я вас вызвала совсем по другому делу.

— Да уж догадываюсь. Про Семашко речь?

— Да.

— Я уже говорил следователям, что мне, собственно, рассказывать нечего. Я только увидел, как из-под нар вытекает лужа крови, и позвал верту… простите, контролера. Вот и все.

— И все?

— В общем и в целом.

— А в частности?

— Вы про очки? Ох, госпожа следователь, знаете, с чего все началось? Еще когда я учился во ВГИКе, мне казалось, что очки придадут…

— Вы учились во ВГИКе? — переспросила Ирина.

— Да, на экономическом факультете.

— На экономическом?

— Кино — тоже производство, — развел руками Горбатов. — Так вот, я начал носить темные очки, которые, как мне казалось, придают мне солидности. И испортил себе зрение. Знаете, пластмассовые носил, стекла царапались, все время зрение напрягал и сорвал…

— Это очень поучительная история, — остановила его Клавдия. — Но, если можно, ближе к делу.

— А что вас интересует?

— Как вы думаете, когда Семашко украл у вас очки?

— Вот! Если бы я знал… Между прочим, очки-то были от Ив Сен Лорана. Одна оправа триста долларов. А он так варварски… Вообще-то ужас, конечно. Но очки жалко. Мне их так и не вернули.

— Вы ведь с Семашко разговаривали перед отбоем?

— Да.

— О чем?

— О чем… О жизни. Он у меня все Горбушкой интересовался.

— Как? — не поверила своим ушам Клавдия.

— Ну, рынок такой есть…

— Я знаю.

— Вот. Он считал почему-то, что я там торгую. А я не торговец, я производитель.

— А зачем ему нужна была Горбушка, не говорил?

— Да так, намекал больше. Дескать, есть у него какой-то фильм, хочет его подороже продать.

Клавдия внутренне напряглась.

— Что за фильм?

— Не знаю, говорил — сенсация.

Да уж…

— И что вы ему посоветовали?

— Так я же не торговец, повторяю.

— Ну-ну, будет вам скромничать. Вы ведь и швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Ну правда, знаю я кое-каких людей. Но я же все следователю сказал.

— А Семашко?

— Нет. Ему не сказал. Он у меня не вызывал доверия.

— Хорошо. У меня такой вопрос тогда — кто из ваших «кое-каких людей» занимается документальным кино?

— Ага. Вы имеете в виду порнографию?

— Нет.

— А что?

— Убийства.

Горбатов минуту смотрел на Клавдию настороженно и восхищенно.

— Вы для этого меня вызвали?

— И для этого.

— Вот тут я с вами буду сотрудничать на все сто. Мне самому противно. Я один раз посмотрел такую кассету…

— Назовите.

— Шуранов. Вадим, по-моему. Впрочем, если его искать, то лучше говорить — Шура, с ударением на последнем слоге.