Лариса Соболева - Гербарий из преступлений

– А чего ты, а не кто другой? У нас для этого есть люди.

– Самому надежней.

– Что ж, иди.

Дума торчал у дома Косых, сидя на бревне. Когда Самойлов подошел к нему, он встал и доложил, что Федьки дома нет.

– Ладно, позже зайдешь, а сейчас поехали со мной по адресу.

На трамвае добрались до окраины, шли пешком через невспаханное поле, затем мимо реки, заросшей камышом. Ничего не подозревающий Дума, ибо мозгов у него было меньше, чем у барана, семенил за Самойловым.

– Куда ж мы идем? – все же поинтересовался он. – Вон и домов уж нет…

– Везде живут люди. Мы в засаде посидим.

Возле ивы, окруженной камышом, Фрол остановился, угостил Думу папиросой «Казбек». Тот, привыкший к «козьей ножке», уважительно крякнул, с наслаждением затягиваясь офицерским дымом. Фрол посмотрел вокруг, чтобы случайно никого не оказалось поблизости, и сказал:

– Здесь привал сделаем. Ну, что, Дума, потолкуем? Ответь мне: зачем накропал на меня донос?

– Какой донос? – чуть не подпрыгнул тот на месте.

Фрол вытащил истерзанный лист, переданный ему Дарьей.

– А вот этот.

– Это не я… – стал отказываться Дума и вдруг побежал.

Выстрел – он упал, схватившись за ногу. Фрол не спеша приблизился.

– А-а-а!.. Мать твою!.. – отползая и зажимая рукой рану на бедре, вопил Дума. – Не я это, не я! А-а-а!..

– Кто же писал твоими каракулями? – говорил Фрол спокойно. – Коптев? Или все же твоя рука выводила?

– Моя рука, но не я… я не хотел… меня заставили.

– Кто заставил? Отвечай – кто?! – закричал Самойлов.

Это был один из приемов допроса: наорать на допрашиваемого, чтобы аж жилы на шее вздулись, а лицо почернело. Человек начинает бояться непредсказуемости и тяжких последствий для себя, у него появляется одна задача – успокоить психопата, чтобы тот не убил его на месте, а такие случаи имели место. Дума, понимая свою зависимость, заплакал, вымаливая слезами жалость:

– Я человек маленький, мне чего скажут, то и делаю. Да, написал… Яков Евсеевич приказал. А мне что? Приказ… Якова Евсеевича нельзя ослушаться…

– Моей жене кто писал записку? Ты?

– Не я! Правда, не я. Яков Евсеевич поручил Коптеву писульку отписать для Огаревой, но чтоб рука была чужая, чтоб ежели попадет в ваши руки, то вы не дознались бы, кто писал. А Коптев пообещал дело сладить, у него дружок был Гиря…

– Почему был? – прикинулся Фрол, будто не знает, где Гиря.

– Так убили его вчера. Коптев застрелил Гирю, я сам видал. Мы вместе к ему ходили. Я и Коптев… А сначала парикмахера… ремнем… Я не… ни боже мой… я стоял и смотрел… А Коптев ремнем его…

– Парикмахера за что?

– Огарева тока к парикмахеру ходила. На улице к ей подойти как-то не того, а када человек знакомый… она поверит. А в той писульке написали, чтоб она, ежели ее подробности интересуют, справилась у Штепы. Штепа должен был отвести ее к Федьке Косых, а Федька – к Гире, а уж Гиря привесть должен был Огареву к Коптеву, а тот доказательства ей предоставить был обязан – показать распоряжение Якова Евсеевича, где вас назначили ответственным за расстрел ее мужа. Так и сделали.

– Нельзя было короче водить? – поразился Фрол. – Сразу, например, к Якову Евсеевичу нельзя было привести?

– Боится он вас, я так думаю. Боится и не любит. Говорит, скрытный вы, не свой. Да, так и говорил – не свой. А тут парикмахер прибежал к Федьке, да не застал его, встретил Гирю. Ну и сказал, будто девка какая-то к ему приходила, писулька к ей попала, так она про Огареву спрашивала. За это его и придушили, а наперед имя девки узнали. Потом пошли к Федьке, а того дома не было, тогда побежали к Гире, думали, Федька у него. Все равно надо было их обоих… того… Но Гиря был один, ну и Коптев стрельнул. А после вернулись к Федьке, но опять не застали. Коптев остался караулить его, а я ушел.

– С девушкой что приказал сделать Яков Евсеевич?

– Так я просил отдать писульку, не отдала…

– Что приказал сделать с Дашей Яков Евсеевич?

– Так… как и всех… Яков Евсеевич говорил, что людей на свете, как блох, – полным-полно, чего их жалеть? Меня отправили одного, с девкой хлопот, сказали, не будет. А она меня булыжником огрела и сбежала… И карман оторвала… я полночи искал ту бумажку, что у вас, думал, дома оставил. А сегодня пришел сказать Якову Евсеевичу, что не получилось у меня… девку-то… и что я не знаю, где донос.

– А чего ж донос Яков Евсеевич сразу не забрал?

– Велел переписать, чтоб красивше было, и по почте прислать. Оно ж как: штамп почтовый, письмо регистрацию пройдет, на его отреагировать обязаны.