Наталья Андреева - Любовь и смерть. Селфи

– Я готова, – Анфиса Платоновна стояла в дверях, держа в руках потрепанный чемоданчик и глядя на них наивными детскими глазами.

– Тогда поехали.

– Дверь, – напомнила Люба хозяйке, когда они вышли на крыльцо. – Анфиса, заприте входную дверь.

Ключи пришлось искать долго.

– Ну и денек сегодня! – сказала Люська, когда они наконец тронулись в путь. – Значит, к Иванычу? А потом к Аграфене?

– Да. Ты пока наведи в Инете справки насчет бриллиантов. Интересно узнать стоимость этого кольца? Хотя бы примерно.

– Зачем в Инете? У меня есть знакомый эксперт, я ему сейчас позвоню.

Люба кивнула. Притихшая Анфиса сидела на заднем сиденье и, казалось, дремала.

– Але, Юлий Моисеевич? Это Людмила. Помните, вы были у меня на ток-шоу? Да, Иванова. Все отлично, а у вас? Ха-ха… У меня к вам вопросик Юлий Моисеевич. Ну да, для шоу. Сколько может стоить красный бриллиант размером с ноготь указательного пальца. Да, женского. Такого не может быть в природе? Нет, я его не видела. Но точно знаю, что он есть. Ну, примерно, Юлий Моисеевич! Несколько миллионов долларов? От двух до десяти в зависимости от дефектов? Поняла. Спасибо! Ничего себе! – присвистнула Люська, дав отбой. – А вы, Анфиса Платоновна, широкая натура! Надо же! Засандалить в папин гроб десять лимонов зеленых! Наверное, это самый дорогой в мире гроб!

– Люся! – строго сказала подруге Люба. – Что ты несешь?

– Это будет бомба! Ничего себе камешек!

– Папа сказал: копайте, – раздался вдруг с заднего сиденья звонкий голос.

– Что? – подруги невольно вздрогнули.

– Душа не нашла покоя.

– Его душа? – уточнила Люська.

– Нет. Но тайна в его могиле.

К Иванычу они добрались часа через три. И то потому, что ехали по бетонке, не заезжая в забитую машинами столицу. Всю дорогу накрапывал дождь, но на въезде в деревню небо внезапно прояснилось. Дом краеведа был здесь, пожалуй, самым старым. И давно уже требовал капитального ремонта. На лавочке у соседнего дома все также сидели пенсионерки, но на этот раз уже трое. Похоже, эта лавочка была в деревне чем-то вроде зала судебных заседаний. Здесь выносили вердикт всему, что происходило в округе, а Семеновна прописалась генеральным прокурором местного разлива.

– Опять к Иванычу с телевидения! – сказала она, воинственно поправив на голове платок и облизнув пергаментные губы.

– Я к нему вчера заходила, так у него икра на столе! – сказала ее товарка. Та, что справа.

– Видать, деньги теперь лопатой гребет!

– А еще колбаса копченая на тарелке лежала, я такую дорогущую даже по праздникам не покупаю!

– Хоть бы обнову себе справил, с таких-то деньжищ! А то ходит в рванье! – высказалась левая «присяжная заседательница».

– Чем не жених, а, Семеновна! Давай! Лови за хвост удачу! Авось и ты икоркой полакомишься!

– А это кто с ними? Никак, Анфиска?

– Блаженная?

– Она!

Бабульки аж привстали от любопытства. Под их жадными взглядами Люба припарковала машину. Они вышли и хором поздоровались:

– Добрый день!

Деревенские активистки тоже дружно закивали. Иваныч был дома. Услышав голоса, он вышел на крыльцо.

– Здравствуйте, Юрий Алексеевич! – крикнула Люба. – Это опять мы! Нам очень понравилось земляничное варенье!

– Анфиса? – удивился он. – Какими судьбами? – И посторонился. – Проходите.

– А мы к вам невесту привели, да с приданным, – пошутила Люба, входя в избу. – Вы уж за ним присмотрите.

Люська бухнула на стол сумку с золотом.

– Что это? – округлились глаза у Иваныча, который услышал металлический звук. – Гайки что ли с болтами?

– Это подарки Анфисиного отца, – улыбнулась Люба.

Сама «невеста» стояла смирно, сложив на груди руки, словно примерная ученица, сидящая за партой.

– К Аграфене мы ее со всем этим добром, – Люба кивнула на стол, – отвезти не можем. И так будет грандиозный скандал, если Старкова узнает, что Анфиса выполнила волю покойного отца. Пусть Аграфена Дамировна перебесится.

Иваныч подошел к столу и заглянул в сумку.

– Надо же, – он покачал головой. – Вот они, Большаковы! Ну а в гроб-то что положили?

– Кольцо, – мрачно сказала Люська. И добавила: – С красным бриллиантом.

Видимо, Иваныч не разбирался в драгоценностях, потому что не присвистнул и никак не выразил своих эмоций.

– Я вижу, у вас изба просторная, – Люба кивнула на ситцевую занавеску, отделяющую кухню от большой комнаты. – Местечко для Анфисы Платоновны найдется? Возьмете ее на постой?