Наталья Андреева - Любовь и смерть. Селфи

– Что ж, желаю приятно провести вечер, – Галкина встала. – Я жду вашего звонка, – сказала она на прощанье.

«Вот почему так?» – подумала Люба, когда за женщиной закрылась дверь. «Была вполне адекватна в прошлый свой визит, и расстались мы по-дружески. Но как только дело касается их детей, люди теряют представление о реальности. Остается только материнский инстинкт. Все родительницы намертво стоят на рубеже: я жизнь прожила, мне виднее, и я буду биться за свое обожаемое чадо, чтобы ему не набить таких же шишек. И я лучше знаю, что ему надо. И ни шагу назад с этого рубежа! Нет, мне лучше беседовать с ними по отдельности. Сначала с матерью, потом с дочерью».

Она невольно вздрогнула, потому что зазвонил мобильник.

– Я ее нашла! – выпалила Люська, едва Люба приняла звонок.

– Ничуть не удивляюсь.

– Ха! И напрасно! Анфиса Платоновна не живет по месту прописки. Пришлось побегать. Не мне, разумеется, а моим редакторам. У меня сегодня съемки, звоню прямо из гримерки. Устала, сил нет! Поедем туда завтра, прямо с утра! – тем не менее заявила подруга.

– Но у меня дела, – робко заикнулась Люба.

– Брось их! Я тебя уверяю, ты не пожалеешь! Анфиса Платоновна уединилась в глуши, чтобы общаться с потусторонним миром! Это мне сказала ее квартирантка Софья. Они с Анфисой вроде как подружки, дочка Большакова даже от денег за квартиру отказывалась, но надо же ей на что-то жить. А то ведь с голоду помрет. Вот подружка и навещает ее. Продукты привозит, по хозяйству помогает. Вроде как шефство над Анфисой взяла. Та не в состоянии о себе позаботиться. Впрочем, ты сама все увидишь. Завтра.

– А позвонить Анфисе нельзя?

– Я звонила. Она телефон не берет. Я ж говорю: общается с потусторонним миром. Надо ехать.

Люба поняла, что спорить бесполезно. Придется перенести пару клиентов на послезавтра, благо окон в расписании полно. Лето. И едва дав отбой, она снова взялась за мобильник.

– Поедем на моей машине или не поедем совсем! – решительно заявила лучшей подруге Люба.

Она прекрасно знала, как бесшабашно Апельсинчик водит машину. Ее и муж за это ругал. И грозился, что отберет права.

– Вот всегда так! – высказалась Людмила, садясь на место пассажира, справа. – Когда надо побыстрее, то, Люся, давай! Люся, жми! А как надобность отпала, так на голову бедной Люси сыплются проклятья.

– Я тебя не проклинала, – невольно улыбнулась Люба. – Просто не хочу умирать молодой.

– Какая ж ты молодая? Пожила уже, хватит. Тебе скоро полтос!

– Слушай, заткнись, – не выдержала Люба. – Мы, между прочим, с тобой ровесницы! И «полтос», как ты говоришь, еще не скоро. Есть еще время. И что это за дурацкий жаргон?

– Хватит мне мораль читать, давай о деле, – Люська не умела обижаться. – Забивай в навигатор координаты, раз сама за руль села, и двигай вперед.

«Хвала Создателю, что есть навигаторы!» – радовалась Люба, ложась на курс. Анфиса Платоновна жила в деревне, на самой окраине Московской области. Без навигатора эту деревеньку отыскать было бы трудно, она затерялась где-то в лесу. Хотя подруга Анфисы Платоновны Софья, она же ее квартирантка подробно описала дорогу. Но запомнить все эти «там направо», «там налево», «палатка такая зеленая» и «дерево поваленное лежит» было невозможно. Дорога петляла, на ней была куча съездов в дачные поселки, и Люба невольно подивилась тому, насколько же густо застроена теперь вся Московская область. Даже эти самые дальние ее уголки распилили на сотки, хотя столица находилась часах в двух езды. И то если на машине, электричка шла дольше.

– А чего ты хочешь? – пожала плечами Люська. – Здесь экология хорошая. Это раньше в получасе езды от Москвы была дача. А сейчас какая же это дача? Такая же Москва. Как и не уезжал. А народ уже замучился дышать выхлопными газами, вот и рвется на природу. Ты только глянь, Любка, какая шикарная здесь природа!

Природа и впрямь была что надо. Хотя зелень уже не радовала глаз своей яркостью, зато царило почти что осеннее умиротворение. Поля были скошены, повсюду лежали катушки сена, напоминающие гигантские веретена. Словно бы в кустах притаилась огромная прялка, и все это великолепие приготовлено было лишь для того, чтобы всю зиму ткать зеленое полотно, а потом по весне накинуть его на оголившиеся от снега поля. Солнце уже не палило, от него шел приятный жар, как от остывающего костра, хотелось свернуться калачиком и задремать, вдыхая пряный травяной воздух. Скошенная трава пахнет по-особенному, все запахи лета, казалось, собрались здесь. И грустно и сладко, и тревожно и радостно, и больно, и возвышенно…