А. Э. В. Мейсон - Часы и дилеммы. Серия «Мир детектива»

– Подожди! – посоветовала Синтия. Ты представлялся ей?

– Нет.

– Кажется, Мамочка представляла меня ей. Но я ничего о ней не помню. К тому же, она находилась на другом конце обеденного стола.

– Это не она, – ответил Джим.

Миссис Мэйн подвела свою гостью к картине, изображающей старое французское шато в сверкающих лучах солнца. Великолепный газон, ровный и зеленый, как изумруд, и цветочные клумбы, расположенные перед солидным и элегантным домом, серебристое сияние газона по краям. По обеим сторонам шато располагались аллеи из высоких каштанов, а позади него поднимался высокий голый холм.

– Много лет назад, мы с моим супругом увидели этот дом будучи в путешествии по Франции, – объяснила миссис Мэйн. Я в него влюбилась, и супруг купил мне его. Там мы проводили четыре месяца в году. После смерти мужа я все еще возвращаюсь туда, но пять лет назад Синтия…

– Ваша дочь? – прервала незнакомка.

– Да, у моей дочери возникло к нему отвращение. Поэтому я продала его монсеньеру Франшару. Он создал огромное состояние на войне и стал этим очень знаменит, так мне рассказывали.

– Вот эта женщина, Джим. – сказала Синтия с легким дрожанием в голосе.

Но подозреваемая женщина больше не выказывала никакого интереса к картине. Джим испытал страх от того, насколько сильно Синтия была сосредоточена, а ее чувства обострены. Это могло привлечь внимание особы к портьерам за ее спиной, за которыми скрывалась молодая пара. Но ничего не произошло! Странная женщина улыбнулась, поблагодарила хозяйку за вечер, пожала ей руку и захромала – именно это слово пришло Джиму в голову – захромала к выходу. Не было ничего более банального, чем ее уход.

Как только она ушла, Синтия проскользнула обратно через занавески и заняла место подле матери.

– Мамочка, кто та особа, что обсуждала с тобой Шато Доре? – спросила она, пожимая руки отбывающим гостям.

– Мадам Д’Эстури, – ответила мать. Она была добра ко мне в Алжире. Она приехала в Лондон неделю назад и сообщила о себе. А я пригласила ее на обед.

– Алжир! – начала Синтия, а про себя добавила: «Я была права. Ее больше нельзя пускать в дом. Я завтра поговорю об этом с Мамой».

Теперь комната опустела, остались только ее мать, Джим и она сама.

– Мы собираемся съездить на танцы, – сказала она.

Мать Синтии улыбнулась.

– У тебя есть ключ?

– Да.

Миссис Мэйн повернулась к молодому человеку.

– Джим, не давай ее оставаться допоздна. Она завтра снова поедет на танцы. Спокойной ночи, мои дорогие.

У двери гостиной Синтия сказала:

– Джим, я сбегаю за накидкой, а ты заведи свою старую машину и жди меня в холле.

Она взбежала наверх и, минуя маленькую гостиную, прошла в спальню. Когда она доставала накидку из шкафа, ей послышалось легкое движение в гостиной рядом с ее спальней. Выйдя из комнаты, она увидела, что дверь на лестницу закрыта, а мадам Д’Эстури сидит в кресле, ожидая ее.

На лице мадам Д’Эстури больше не осталось бессмысленного выражения.

– Я думала, вы ушли, – запинаясь, проговорила Синтия.

Мадам Д’Эстури улыбнулась этому детскому жесту. Ее улыбка заставила Синтию почувствовать себя ребенком, притом беспомощным, – чувство, которое она очень не любила.

– Конечно, я знала, что ты была за портьерами на балконе, – мадам Д’Эстури объяснила очень спокойно. – Я спряталась в темноте гостиной и наблюдала за тобой. Я видела, как ты побежала наверх, и последовала за тобой.

Синтия была обеспокоена и раздражена. Она совершила нечто ненавистное самой себе. Она решила вести себя нахально.

– Вы думаете, что поступили достойно, придя на мамин обед с целью шпионажа и вторжения? – спросила она, топнув ногой и надменно подняв красивое лицо над горностаевым воротником накидки.

– Я не думала о своих манерах, – спокойно ответила Мадам Д’Эстури. – Я искала тебя годами. Этой весной меня посетила первая догадка, что это именно ты. А сегодня вечером я убедилась окончательно. Я не отпущу тебя даже во имя моих хороших манер.

Синтия не притворялась, что находится в замешательстве относительно предмета настойчивости Мадам Д’Эстури.

– Я ни с кем об этом не говорила, даже с мамой, – сказала она.

– В этом твоя вина, – ответила Мадам Д’Эстури с жесткостью.

Негодование сошло с лица Синтии. Теперь она была слаба. У нее не осталось возражений.

– Я ненавижу об всем этом думать, – сказал она в оправдание.

– И все же ты думаешь.

– Временами. Я не могу справиться с этим, – и Синтия задрожала и запахнула на себе накидку.