В деревне знали о ее расходах. Она не могла этого скрыть от посторонних глаз. Ее порицали и презирали за то, что она сорит деньгами и жалели Комбределя.
Так продолжалось три года! Это было ужасно, невыносимо!
Надо было иметь недюжинный характер, чтобы на протяжении столь долгого срока выносить все эти нравственные страдания, этот позор, упреки совести, постоянную тревогу и вечные опасения!
Эти три года – эти три года тянулись бесконечно, как вечность.
Анна не имела ни одной спокойной минуты. Ежечасно, ежесекундно, и днем, и ночью, постоянно перед ее умственным взором стоял, угрожающим призраком, этот ужасный Пиэкер и ее… мать – Антония!.. О, это было ужасно!
В продолжение целых трех лет одна только исключительная мысль преследовала ее, где бы она ни была, и жгла ей мозг. Мысль была одна: позор ее матери! Ее матери, которая забыла о таком понятии, как человеческое достоинство.
Усталая, обезумевшая от страданий, потеряв последнюю способность рассуждать, Анна не ответила на последнюю угрозу, на последнюю просьбу Пиэкера.
Ее жизнь осветилась надеждой. Пиэкер упорно хранил молчание…
Что, если он умер?
Но, нет! Пиэкер был жив… От него вдруг пришло длинное, пространное письмо, наполненное ужасными подробностями. И к кому же оно пришло? – К Комбределю! Он узнал обо всем.
Этот человек был простым крестьянином, но он поступил, как герой. Он сжег письмо… и не проговорился ни единым словом.
Однако, удар, нанесенный ему посланием Пиэкера, был слишком сильным… Четыре дня спустя, он умер.
Весть об этом разразилась над населением Армуаза, как внезапный оглушительный удар грома.
– Фермер Комбредель умер!
Точно? Странное событие!
Как? При каких обстоятельствах умер Комбредель?
Он умер скоропостижно. Болезнь его была какая-то загадочная. Он быстро отмучился в ужаснейших страданиях, и через четыре дня его не стало.
Одни говорили:
– Умер от холеры!
Другие делали предположение:
– Его отравили!
Но, как бы там ни было, Комбределя не стало!
Лишь только разнеслась по деревне Армуаз весть о том, что Комбредель умер, как перед домиками, тут и там, начали собираться местные жители, на лицах которых выражался испуг. Ремесленники присоединялись к отдельным группам, они откладывали в сторону свои инструменты и с любопытством прислушивались к общим разговорам, засунув руки в карманы своих рабочих фартуков. А чтобы лучше разобрать то, о чем шла речь, они вытягивали вперед свои шеи. У всех на лицах была оторопь и беспокойство.
О деле, между тем, рассказывали уже подробности… рассказывались, понятно, теми, которые были наиболее проинформированы в загадочной неизвестности трагических событий.
Конечно, как обычно, это были женщины, которые знали более всех. Они тараторили, не умолкая. Если вдруг у них не хватало тем для болтовни, они просто придумывали необходимые подробности. Суть трагического происшествия, еще никому не была известна, но женщины уже решили, что происшествие непременно трагическое. Все новости передавалось в очень преувеличенном свете, один рассказ противоречил другому. Возбужденное любопытство крестьян довольствовалось этими пересудами и не делало попыток разобраться в них. Все принималось на веру. Никто не знал, где заканчивается действительность и где начинается фантазия.
Похороны Комбределя, которые состоялись два дня спустя после его смерти, не положили конца деревенским сплетням и предположениям. Умы были возбуждены, воображение раздражено. Находилось много людей, которые, нисколько не стесняясь, говорили во всеуслышание о том, что их тревожило.
Теперь, когда фермер умер уже нечего ей будет скрываться и соблюдать необходимую предосторожность. Известное дело, жена его была кокетка… А насчет денежек – тут уж куда их мотать горазда! И все ее презирали!
А если порыться, как следует, в ее поведении, то можно бы было найти очень много такого, что не делало ей чести.
Не думайте, что против нее говорили злоба или ненависть крестьян. Конечно, на свете немало злых языков. Но тут совсем другое дело: факты говорят сами за себя.
Вот, таким-то образом толстуха Клотильда Повре стала рассказывать всем, что она накрыла как-то госпожу Комбредель в тот момент, когда она, ночью, разговаривала с каким-то брюнетом, высокого роста, с длинной бородой.
Гиацинт Ледюк, мальчик из той же деревни Армуаз, сопровождавший Клотильду, утверждал, что слышал следующую фразу, произнесенную громким голосом:
Читать дальше