Елена Касаткина - Салат из одуванчиков

Стало обидно. Ведь это были её родители. Её. Она ждала заступничества, ну ладно, пусть не заступничества, но хотя бы сочувствия. Даже если бы они просто погладили её по головке – тоже неплохо. Вроде, как на болячку подуть. Пусть и не лечит, зато боль утихает. Но ничего такого не было.

Урок Дора усвоила и с тех пор никогда родителям больше не жаловалась, и ничем вообще не делилась. Ни плохим, ни хорошим.

– Это апельсины, – Дора заискивающе улыбнулась.

– Я вижу, что апельсины. – Конопатый Генка направился в её сторону. – Жрёшь тут сама… Другим не надо, что ли?

– На, – Дора протянула шарик Генке, всё так же приветливо улыбаясь, что несколько озадачило задиру. Он взял из рук Доры апельсин, выгреб оставшиеся два из вазы и принялся сдирать с них кожу. Все три апельсина Генка съел сам, он громко чавкал, отрыгивал и растирал жёлтые брызги слюны по подбородку. Дору он больше не задирал и даже ни разу не назвал дурацкой кличкой «Брунгильда», которая досталась ей за цветастую ситцевую панамку. Яркий головной убор и самой Доре не нравился, но это был бабушкин подарок, и мама требовала надевать панамку в солнцепёк. Лето давно прошло, панамка спокойно отлёживалась в углу антресоли, а прилипшая кличка так и продолжала портить Доре жизнь.

Через час Генка покрылся красными пятнами, отчего страшно напугался и заверещал фальцетом, что Брунгильда его отравила. Среди гостей нашлась медработник тётя Оля, которая всех успокоила, назвав неожиданное покраснение «крапивницей», и пообещав, что пятна пройдут к утру сами, чем очень разочаровала Дору.

В десять часов детей уложили спать. Перед сном Дора, вспомнив «Отче наш», который постоянно читала бабушка, решила помолиться и упросить Господа, чтоб Генка умер от «Крапивницы», и после чего благополучно уснула.

Проснулась она от странного шороха. В комнате, где спали дети, сидели непонятные чужие люди, некоторые были в милицейской форме. Разглядела Дора и несколько человек из компании взрослых, но лица их тоже казались чужими. У медсестры тёти Оли были красные в чёрных разводах глаза и сбитая на бок причёска. Генкин папаша прижимал к груди Генкину мамашу, а та, уткнув лицо ему в грудь, всхлипывала и дрожала. Люди тихо переговаривались, женщина в милицейской форме что-то царапала в тетрадке.

Подробности произошедшего в новогоднюю ночь стали известны ей от Генки, который подслушал разговор родителей и из отдельных, выхваченных ухом фраз, воссоздал всю картину.

Шампанское, вино, водка – всё смешалось в единый алкогольный коктейль, который разогревал, веселил, будоражил. Праздничный угар набирал обороты, как вдруг выяснилось, что часть алкоголя забыли в гараже. Обрывать веселье, которое только вошло в стадию разгара, не хотелось, к этому моменту разгорячённая компания вошла в раж, вот и решили прокатиться до города, забрать забытый ящик водки и вернуться. Состояние «нестояния» никого не пугало и не останавливало, а даже наоборот придавало лихости. В старый «жигуль» набилось аж восемь человек. Женщины разместились на коленях у мужчин, за руль сел отец Доры.

Набитый до отказа автомобиль нёсся со скорость 200 километров в час, пока его не занесло на скользком повороте. Машину развернуло и выбросило на фонарный столб. Две женщины и один мужчина ещё до удара вылетели в открывшуюся дверь, что хоть и сильно покалечило, но спасло их от неминуемой смерти. Остальные впечатались в бетонный столб. Из пяти человек в живых осталась только красавица и хохотушка Людмила, у который через месяц должна была быть свадьба с Сашкой. Расплющенное всмятку Сашкино тело два часа выковыривали из искорёженного металла. Самой Людмиле, не считая ссадин и царапин, всего лишь оторвало ухо.

– И ещё она откусила себе кончик языка, – смаковал подробности Генка. – Так ей и надо! Она меня конопатым дразнила и ржала при этом. Думала, я ей прощу? Фигушки. Теперь ржать перестанет, язычок-то укоротило. А всё благодаря твоему папаше, Брунгильда.

После похорон и улаживания всех формальностей Дору передали под опеку бабушке, а московскую квартиру сдали студентам. Так Дора снова очутилась в деревне.

Деревня зимой не то, что летом. В местной школе скукота, да и в доме не лучше. Из развлечений только свинарник и курятник. Да разве что помрёт кто. Вот и все тебе забавы.

Берёза за окном в ажурных кружевах зимы кажется сотканной из воздуха. Холодный белый свет солнца, пробиваясь сквозь ажур, разрисовал дощатый пол забавными узорами. Доре чудятся костлявые птеродактили из учебника зоологии. Учительница сказала, что они все вымерли, может и вымерли, но вот она слышала из телевизора, ещё когда жила с родителями, что где-то там, где вечная мерзлота, выкопали из-под снега мамонта. Так может, и эти самые птеродактили повылазили из-под снега…