Джулия Хиберлин - Янтарные цветы

– Я не буду давать показания. Ни для вас. Ни для них.

Мистер Вега склоняет голову набок, готовясь задать очередной вопрос.

– Вы слышали Тесси. – Мой врач поднимает голову от стола. – Встреча закончена.

Я проводила Джо взглядом – та ушла по тропинке в лес – и побежала мимо бродяги, спавшего спиной к ледяному ветру. Прыгнула в свой «Джип», заперла дверь изнутри и неожиданно для самой себя разрыдалась. Вот что делают со мной доброта, сочувствие и предложения помощи.

К врачу я приехала на автопилоте – утром даже представить не могла, что окажусь здесь. В крошечном вестибюле с белыми стенами светло и прохладно. Напротив сидит женщина лет тридцати с небольшим; ей явно не терпится завести со мной беседу и она только ждет, когда я перестану делать вид, будто читаю журнал.

– Это так тяжело, правда? Когда твоему ребенку плохо. Моя дочка сейчас на приеме. – Женщине явно что-то от меня надо. Я неохотно отрываю взгляд от журнала и наблюдаю, как она меня разглядывает. Мои красные опухшие глаза. Шрам. Я понимающе киваю – может, отвяжется? – и возвращаюсь к заголовку статьи: «Стоит ли платить детям, чтобы они ели овощи». – Доктор Джайлс просто чудо… Вы ведь насчет ребенка пришли проконсультироваться? Лили к ней ходит уже полгода. Очень, очень рекомендую!

Я аккуратно закрываю журнал и возвращаю его в стопку на столике.

– Ребенок – это я.

Она делает недоуменное лицо.

Из кабинета выскакивает девочка – видимо, Лили – в одежде всех цветов радуги. Правая сторона ее головы приделана к огромному блестящему банту – именно так, а не наоборот. Несмотря на все отвлекающие факторы, я невольно отмечаю невинные карие глаза.

И улыбку. О да, эту улыбку я знаю: в ней задействованы тринадцать лицевых мышц, и она точь-в-точь такая же, как у всех присутствующих. С такой улыбкой ты выглядишь нормальной и довольной жизнью. Но я-то знаю: Лили в ужасе.

Доктор Джайлс выходит в вестибюль вслед за девочкой и, надо отдать ей должное, даже виду не подает, что удивлена.

– Здравствуйте, Тесса, подождете секундочку? До следующего пациента у меня будет еще минут двадцать.

– Да-да, конечно…

Я краснею. Это совсем не в моем духе: вламываться к занятым людям без предупреждения. К тому же я еще ни цента ей не заплатила.

Доктор Джайлс протягивает руку маме Лили.

– Мисс Тэнджер, сегодня мы с Лили необычайно хорошо поговорили. Лили, ты ведь нарисуешь мне картинку?

Девочка с серьезным видом кивает, а ее мама и доктор переглядываются. Такой же взгляд был у моего отца: надежда, тревога, надежда, тревога, надежда, тревога .

Доктор Джайлс вводит меня в теплые джунгли своего кабинета. Я падаю в мягкое кресло. Свою речь я не репетировала. Сперва мне показалось, что встреча с Лили высосала из меня всю эгоистичную, жаркую ярость, но это не так. Руки начинают трястись, как только я заговариваю.

– Я хочу закрыть тему. Покончить с этим раз и навсегда. – Каждое слово – по нарастающей. Требование, а не просьба. Как будто доктор Джайлс в чем-то виновата.

– Не получится. Так не бывает. В лучшем случае вы смиритесь и поймете, что назад дороги нет. Вам откроется истина: в этой жизни все случайно. Большинство людей этого не знает. – Она подается вперед. – Возможно, вы до сих пор его не простили. Другие врачи наверняка вам говорили: прощение нужно не ему, а вам.

С тем же успехом она могла бы царапать ногтями по меловой доске, которая висит у нее за спиной. Мне не дает покоя полустертый рисунок: схематичный человечек, улыбчивое солнце, цветок с глазом посередине.

– Я никогда не смогу его простить. – Мой взгляд все еще прикован к цветку. Хочется взять тряпку и начисто вымыть доску.

– Тогда давайте представим, что вы действительно можете закрыть тему, обрести покой. Что для этого нужно? Что, если… э-э, как вы его называете?

– Мой монстр, – отвечаю я едва слышно, пристыженно. Ну какая взрослая, психически здоровая женщина говорит о монстрах?

– Хорошо. Представьте, что ваш монстр сейчас откроет эту дверь и войдет в кабинет. Сядет. Признается во всем. Вы увидите его лицо, узнаете его имя и как он рос, как звали его маму, любила ли она его, и как его бил отец, какие у него были отношения со сверстниками, любил он свою собаку или убил. Представьте, что он сидит прямо напротив вас, в этом кресле, и готов ответить на любые ваши вопросы. Неужели вам станет от этого легче? Разве что-то изменится?

Я смотрю на пустое кресло.