Джулия Хиберлин - Янтарные цветы

Неужели это очередное испытание, доктор?

Когда терпеть уже больше нет сил, он входит в кабинет. Стул слегка вскрипывает. На глаза мне наворачиваются слезы благодарности. Вернулся!

– Прости, задержали. В следующий раз наверстаем обязательно. У нас осталось около получаса. На этой неделе я бы хотел поговорить о твоей маме, если ты не возражаешь.

– Я здесь не за этим, – отрезаю я. – Она умерла давным-давно. Мамы у многих умирают – и что теперь?

В уголках глаз начинает пениться какой-то туман. Затем летят искры – словно кто-то распугал стаю светлячков. Что-то новенькое. Может, так мозг предупреждает меня об обмороке? Обморок – не обморок… В моем состоянии это без разницы. Кривя губы, я с трудом сдерживаю смешок.

– Значит, тебе не трудно об этом поговорить, – разумно подмечает он. – Расскажи, как это случилось. Где ты была в тот день?

А то ты не знаешь! У тебя на столе лежит толстенная папка с моим досье, которую тебе и в голову не пришло прятать от слепой пациентки.

Щиколотку начинает покалывать. Боль тут же отзывается в полукруглом шрамике под глазом и в розовой полоске, аккуратно выведенной под левой ключицей. Неужели он не видит, как я расстроена? Почему не прекратит эту пытку?

Фрагменты его лица вертятся у меня перед глазами, но в картинку не складываются. Серо-голубые глаза, каштановые волосы, очки в стальной оправе. Совсем не похож на Томми Ли Джонса, сказала Лидия. Однако цельный образ я сложить не могу, как ни стараюсь… вслепую мне этот портрет не нарисовать.

Ужасная встреча, хуже всех остальных – а мы ведь только начали.

– Я играла в домике на дереве, – отвечаю я, наблюдая за исступленной пляской светляков.

Прибыла первая из Сюзанн – закутанная в белое, словно приготовленная к крещению. Женщина, которая держит ее на руках, тоже с ног до головы в белом, а рот и нос закрыты маской – видны только карие глаза. Добрые.

Она разматывает саван и бережно подносит Сюзанну к окну. Большинство собравшихся по другую сторону стекла с энтузиазмом поднимают айфоны. Сюзанна на мгновение тонет в свете вспышек, словно кинозвезда.

Ее череп – кадр из фильма ужасов. В заброшенной пещере рта висят сталактиты гнилых зубов. Глазницы – как бездонные океанские впадины. Нижней челюсти нет. Именно эта черная пустота – две зияющие дыры – напоминает мне о том, что раньше она была человеком. И могла смотреть. Видеть.

Помнишь? Ее гулкий беззубый голос булькает у меня в ухе. В груди взрывается глубоко зарытая мина. Почему, собственно, я так потрясена? Потому что Сюзанны в моей голове уже давно молчат. Больше года. Глупо было думать, что это навсегда.

Только не сейчас. Я мысленно зажимаю ей рот ладонью. И начинаю про себя напевать гимн США.

Ночью сполох ракет…

Джо стискивает мою руку.

– Простите за опоздание.

Ее нормальный деловой тон, слегка эксцентричный вид – я жадно вбираю все подробности, чтобы отвлечься. Белый халат, брюки цвета хаки, фиолетовые кроссовки «Найк». На тесемке с принтом в виде черепов и скрещенных костей – пластиковый бейджик. Запах какой-то химии, не сказать чтобы неприятный.

Глубокий вдох. Я по другую сторону стекла. По другую сторону ада.

Она непринужденно кивает в сторону собравшихся. Кроме меня и Билла на мероприятие допустили еще четырех человек: трех аспирантов (один из Оксфорда, два из Университета Северного Техаса) и молодую красавицу-ученую из Швеции по имени Бритта.

Последние пятнадцать минут мы провели вместе. Чужие друг другу люди, мы делаем вид, что все происходящее абсолютно нормально. Как будто смерть в ее самом садистском проявлении – абсолютно нормальна. Я поймала на себе несколько любопытных взглядов, но вопросов никто не задает.

До приезда Джо мы обсуждали, какие три достопримечательности Бритте стоит посетить в Далласе и Форт-Уэрте до отъезда: музей Амона Картера, где выставлены мускулистые бронзовые статуэтки Расселса и Ремингтона (и чудесный чернокожий мальчуган в бумажной шляпе); музей Кимбелла, где шедевры искусства купаются в необыкновенном серебристом свете, а невезучий паренек оказался в компании подлых средневековых шулеров; и, наконец, Музей шестого этажа, где Освальд целился из винтовки в свою жертву, а конспиролог с широко раскрытыми глазами вышагивал по тротуару и приговаривал: «Нет, не так было дело!»

Бритта с интересом разглядывает Билла, и мне приходит в голову мысль, что они почти наверняка переспят. Утром он улыбнулся мне весьма сдержанно.