Алексей Биргер - Игра с джокером

— Ты кончай это, дед, а то что это за племянница такая получается, которая своего дядюшку для похода в ресторан обрядить не может?

Я и смирился. Продавщица, что вокруг меня хлопочет и помогает пиджак примерять, спрашивает:

— Что, внучка вам решила подарок сделать?

— Не внучка, — говорю, — а племянница, из Москвы приехала.

— А, если из Москвы, тогда понятно, — говорит продавщица.

Ну, пошли мы после всех этих магазинов при полном параде. Старое барахло, которое она завтра наденет, в большой пластиковый пакет сложено. Она мне по пути большую пачку денег сует.

— Держи, чтоб не я в ресторане платила.

А денег-то — наверно, как десять моих пенсий.

— Ты, что, — спрашиваю, — за один вечер собираешься прогулять такие деньжищи, на которые можно почти год прожить?

— Да ну тебя, дед! — говорит. — Тут разные системы отсчета.

Я только головой покачал. По мне, так это тоже безобразие, но, может, она лучше моего знает, как по правилам игры полагается.

Заходим мы в ресторан хороший. Официанты вокруг неё прыг-скок, ровно кузнечики. Оно и понятно, девка видная, да и костюмчик на ней дорогой, ясно, что за чаевыми не постоит. Я, впрочем, тоже теперь не в дерьме каком-нибудь, но куда мне до нее.

— Давай решать, дядюшка, что мы пить и есть будем, — говорит она открывая меню. — Как ты насчет салатика фирменного, борща с мясом и свиной отбивной? И на сладкое что-нибудь…

— Нормально, — говорю. — Пировать, так с музыкой!

А музыка, надо сказать, грохочет из динамиков. Хорошо, мы подальше от неё сели.

— Тогда так и возьмем.

— Только насчет сладкого я не очень, — предупреждаю. — Так что ты себе бери, что хочешь, а мне и того, что есть, хватит.

— Как знаешь, — пожимает плечами. — А я возьму себе кофе и кусок фруктового торта… Нет, кусок фруктового и кусок „Стефании“.

— Не разнесет тебя, дорогая племянница? — интересуюсь.

— Нет. Я форму держу, и вообще так устроена, что цельный торт съем, а весу не прибавится… Что пить будешь, дядюшка, водку или коньяк?

— Давай-ка водочку, родимую, — говорю. — Самое надежное дело.

— Тогда заказывай, — усмехается. — А мне закажи вот это итальянское вино. Надеюсь, оно здесь настоящее.

И я, значит, как барин, даю заказ официанту, тот все записывает, и начинают нас обслуживать по высшему уровню. Девка отменно держится, кивком головы благодарит, ложку и вилку держит так, как в высших кругах принято даже мне это заметно, и при этом, при своей-то вроде равнодушной рожице, наворачивает так, что треск за ушами стоит. Все в себя подбирает, до кусочка. Ну, а как до сладкого дошло, так и показное равнодушие почти пропало, в глазах что-то заблестело. А я приглядываюсь к ней. Так, ничего вроде, девка, только имеется в ней какая-то порча. По тому, как человек ест, это всегда заметно. Особенно как она эти торты наворачивает. Жадность в ней проглядывает нехорошая — жадность девчонки, привыкшей ножкой топать и все получать. Ну, оно понятно, у красоток всегда капризы и упрямство, привыкли, что вокруг них ухажеры вьются и в лепешку для них расшибиться готовы.

А я сижу, водочку потягиваю. Свиная отбивная хорошая была, нежная, но все равно для моего желудка тяжелая, особенно с непривычки. Ничего, думаю, водочка все промоет и отрегулирует.

А она на меня глазом косит и спрашивает:

— Что так смотришь? Давно не видел?

— Да так, — говорю. — изучаю.

Она усмехнулась и следующую ложку торта в рот отправила.

— Много наизучал? — говорит.

— Вроде, неплохая ты девка, — отвечаю. — Вот только порченая.

— Чем же это я, — спрашивает, — порченая?

— Норов в тебе есть, — объясняю. — Вышибить бы его из тебя — цены бы тебе не было.

— Я ж красавица! — смеется она. — А красавица без норова — все равно, что мясо без соли. Разве не так?

— Все так, — говорю. — Но как бы тебе на этом норове не погореть. Чем скромней к себе относишься — тем правильней себя в жизни ставишь.

— За лишним не надо рваться, хочешь сказать?

— Приблизительно так.

— Неужели тебе, дед, никогда красивой жизни не хотелось? Никогда твое скудное существование не надоедало?

— А с чего ему надоедать? Все, что надо, у меня есть, — отвечаю. Хотел бы большую деньгу за хвост уцепить — так мы бы с тобой ещё поглядели, кто лучше стреляет и кто умеет хитрее засады ставить. Но одно дело — за друзей расквитаться, другое дело — смертью торговать, чтобы потом свои телеса баловать. Те, кто баловать себя любит, они в самый неподходящий момент слабину пускают, потому что жалко им очень себя становится. А мне себя жалеть ни к чему. Не знаю, может, воспитан я так, но неловко мне бывает лишний кусок в свой рот тащить, когда вокруг сплошная беда и безобразие.