Она потемнела лицом, ложечку отложила, сигаретку свою раскурила, молчит, думает. Вижу, пальцы напряжены — значит, здорово я по её самолюбию саданул. Но оно, опять-таки, полезно. Чай, даже не в разведку идем, а на дело ещё пострашнее. И мозги у неё должны быть в полном порядке, чтобы она нас обоих под монастырь не подвела.
— А вот тут ты ошибаешься, дед, — говорит она после паузы. — Мне себя нисколько не жалко. И баловаться мне особо не приходится. Иногда через такое приходится проходить, что ты бы мне не позавидовал.
Хотел я ей возразить, что по большому-то счету ей все равно такая жизнь нравится, да ладно, думаю, она девка с заездами, не стоит всю правду, которую я про неё понял, разом ей на голову вываливать.
Только и спросил:
— Через слабое место мужиков достаешь?
— Самое верное, — говорит она. — Да ты не переживай за меня, дед. Все такие, только кто-то лучше прикидывается, кто-то хуже, — и кивает на динамики, откуда песня звучит, что-то про то, что „все бабы стервы“. — А я к своей цели иду, и на остальное мне наплевать.
Ничего я ей не сказал, расплатился с официантом, и вышли мы из ресторана. Она меня домой проводила, и на пороге квартиры говорит:
— Жди меня, дед. Мне ещё кой-какие дела утрясти надо, так что вернусь попозже.
— Это когда ж попозже? — спрашиваю.
— Может, совсем поздно. Но обязательно появлюсь.
— Хорошо, — киваю. — Только на рожон не лезь.
Она опять улыбнулась — и ушла, только каблуки её сапожек отстучали. И как-то мне разом грустно стало. Вроде, всего несколько часов знаем друг друга, но от того, что она в ресторане моей племянницей прикидывалась, острее я свое одиночество почувствовал, что никого родных.
Я на всякий случай постель ей приготовил, на кровати, а себе на кушетке в кухне постелил. Телевизор посмотрел, да и задремал. Разбудила она меня в третьем часу ночи.
— Где это ты шлялась, шалава? — спрашиваю у нее, пропуская её в дверь.
— Все нормально, дед, — говорит. — Сейчас мне вздремнуть бы хоть немного. Я ведь вторые сутки без сна. А завтра нам ведь рано вставать, так?
— Так, — говорю. — Похороны на двенадцать назначены, значит, нам желательно часов в восемь из дому выйти, чтобы все без нервотрепки успеть.
— Тогда в полседьмого меня разбуди. А сейчас отбой.
Ну, и я улегся, только покурил перед сном, да ещё раз поприкидывал, как нам завтра лучше всего Букина в оборот взять. Проснулся я рано, и, грешным делом, не стал девчонку будить. Пусть, думаю, подрыхнет ещё немного, ведь прямо-таки без задних ног приплелась. Встал, чайничек поставил, ну, и пшенную кашу вариться. Чтоб, значит, посытнее нам поесть перед большим походом. А она, гляжу, тут как тут, и уже в купленное вчера шмотье переоделась. И в этом шмотье вполне нормальный вид имеет — девушки, которая не слишком жирует, но внешность свою блюдет.
— Ты чего, дед? — спрашивает. — Решил поберечь меня?
— Беречь не беречь, а лишние полчасика сна тебе не помешали бы, говорю.
— Все нормально, — заверяет. — Ты что там стряпаешь?
— Пшенную кашу. Или ты к ресторанным деликатесам привыкла, и от каши будешь нос воротить?
— Не буду, — отвечает. — Я не из приверед, чтобы ты знал.
— И то хлеб, — говорю. И радио включаю. Раз уж она проснулась, то пусть приемничек работает, её не разбудит, а мне расскажет, что в мире делается.
Тут чайник закипает, а она свою сумочку приносит, достает эти пакетики кофе, со сливками и сахаром, чашки с полки снимает.
— Тебе сколько, дед, на большую чашку? Один пакетик или два?
— Один, — говорю. — Они ж дорогие, нельзя на одну чашку по два расходовать.
— Ну, если дело только в этом, — усмехается, — то я тебе два высыплю.
Высыпает, и чайник с плиты снимает, а по радио в это время местные новости передают.
И вот я слышу:
„Сегодня ночью, — сообщают, — был убит известный адвокат Задавако. Наибольшую известность ему принесли несколько дел по защите криминальных „авторитетов“, в которых он выступил очень удачно, в нескольких случаях добившись минимальных или условных сроков, а в двух даже оправдательного приговора. Задавако был зарезан в своей квартире, при этом он был привязан к стулу, что наводит на мысль, что перед смертью его пытали, добиваясь от него каких-то сведений. Незадолго до смерти его видели с красивой блондинкой, похожей по описанию на его постоянную любовницу Монахову. Как стало известно нашим корреспондентам, в момент смерти Задавако в его квартире определенно находилась какая-то женщина. Монахова, исчезнувшая со вчерашнего вечера и нигде не объявлявшаяся, объявлена в розыск.“
Читать дальше