Карина Сенн - Скелеты в шкафу Розенбергов

На прощание она позвонила Элизабет и поблагодарила за то, что та смогла раскрыть ей глаза. А также она сказала, что не любит поддерживать отношения на расстоянии, поэтому, скорее всего, они больше никогда не услышат друг о друге.

Мари смотрела на неё с соседнего кресла.

– Где Вы познакомились с Дакотой? – хоть раз, но та была обязана ошибиться.

– Я была соседкой её мужа. Когда она пребывала здесь, мы сдружились, и перед своим отъездом она рассказала такую историю. О том, как вы вывели на чистую воду этого ужасного человека.

– Вы поддерживаете с ней связь?

– К сожалению, нет. Да и мы немного разные для того, чтобы продолжать общение.

– Но Вы сказали, что вы подруги, – подметила она.

– Думала, это может повлиять на Ваше решение, Элизабет.

Это больше походило на правду.

– Ну, тогда рассказывайте свою историю.

– Моя история похожа на историю Дакоты, – она достала платок из кармана синего плаща и пару секунд помяла его в руках. – Мой муж каждую пятницу в девять вечера с кем-то договаривается о встрече на протяжении нескольких месяцев. Он очень пунктуален, поэтому выезжает ровно без пятнадцати девять, чтобы прибыть вовремя. Недавно я узнала адрес.

– И я должна съездить туда и проверить, – та глупо кивнула, а Элизабет приложила ладонь к лицу. – Мари, я хочу попросить прощения, но я не смогу помочь Вам. Это было лишь единожды и никогда больше не повториться.

– Я с ума схожу от этого незнания. Поймите меня, – она умоляла, но её лицо было странным. Словно она играла свою роль. Словно специально пустила горькую слезу и специально смахнула её платком.

– Существуют частные детективы. В любом случае мне это неинтересно, – девушка отмахнулась рукой, уставившись в пустоту.

Элизабет была по уши сыта семейными интригами и семейными проблемами. Она не испытывала жалости к Мари, дабы лишённая подобных чувств, но толстый конверт, который выскользнул из её старой сумки, помог изменить решение. Она ненавязчиво проследила взглядом за её движениями.

– Я не поскуплюсь на деньгах.

– Сколько? – спокойно спросила она, не отводя глаз от конверта, медленно попивая крепкий кофе.

– Достаточно для того, чтобы согласиться, – Мари приоткрыла конверт, и Элизабет ослепил яркий свет пары денежных стопок. Девушка взглянула на собеседницу, оглядела её старую одежду и неряшливый вид. Она явно не купалась в роскоши, но для чего тогда было тратить такие суммы на выявление измены? На то, чтобы почувствовать себя ненужной… Любовь заставляет делать такие безрассудства!

– Как выглядит Ваш муж? Напишите мне адрес, – Мари улыбнулась.

– У меня всё готово. Вот, – женщина явно оживилась и передала Элизабет небольшую фотографию, на обратной стороне которой аккуратным размашистым почерком был прописан незнакомый адрес. – Я зайду к Вам в понедельник. Сфотографируйте это место, с кем он там был, может, даже о чём говорил. Его имя…

– Мне не нужны его данные, – Лиза перебила её, провожая к двери.

– Спасибо.

– Ещё рано меня благодарить.

Элизабет закрыла дверь, не дав Мари попрощаться. Толстый конверт лежал на её столе, фотография преследуемого мужчины была у неё в руках. В холодильнике её ждала лазанья, а за окном пошёл сильный дождь, барабанящий в стекло. «Может, это неправильно – вмешиваться в чужую жизнь?» – подумала она, облокотившись о дверь. Пачка недорогих сигарет вынырнула из кармана её длинного халата. Неприятный запах пропитывал её пальцы, оседал на одежде.

– Ты знаешь, что я не люблю, когда ты делаешь это? – тихий мужской голос прошептал из пустоты. Она знала, что услышит его в этот момент, поэтому улыбка моментально появилась на её лице.

– Знаю, Джозеф, я знаю. Поэтому и делаю, – проверив замки, она, медленно кружась, прошла на кухню. – Я буду завтракать лазаньей, – сказала она в воздух, чувствуя лёгкие мурашки, пробегающие по её телу. – Это, конечно, не твоя еда, но я буду рада, если ты присоединишься. Мне есть что тебе рассказать.

Завтрак. Две тарелки. Два стакана. Один человек. И тихая виниловая пластинка, ласкающая слух.

Его звали Джозеф. Её старший брат. У него были густые тёмные волосы, в детстве они постоянно кучерявились, локонами ложились на лицо, лезли в глаза, поэтому отец заставлял зачёсывать их назад и закреплять лаком, однако с возрастом это прошло, кроме привычки постоянно следить за своей причёской. У него были голубые глаза, такие же, как у сестры. Густые тёмные брови и такая же белая кожа. Никакими словами она не могла передать его красоту и никакими словами не могла описать, насколько он был дорог для неё. Когда его не стало, она потеряла и себя, по сей день не в состоянии найти силы, чтобы переродиться заново. Каждую ночь она видела его во снах, каждый вечер она смотрела на фотографии, и единственное, что забрало у неё время, была не боль. Это были черты его лица. Так часто она вспоминала их детство, что ей стало казаться, словно он погиб, ещё будучи тем десятилетним мальчишкой, что играл с ней в снежки в их саду.