Стефан Анхем - Последний гвоздь

В обоих случаях они общались между собой на английском. Один с выраженным восточно-европейским акцентом, а второй, очевидно более высокого статуса, разговаривал на свободном датском. Но он по-прежнему не знал, кто им платит.

Без сомнений, спрятаться было верным решением. Всего через минуту после того как он отключил мобильный, одному из мужчин позвонили, и затем они внезапно исчезли так же стремительно, как появились.

Однако дальше скрываться не получится. Вероятно, они уже выяснили, что он отвечает за расследование, и если судить по их методам, то визит к нему – только вопрос времени.

В качестве решения нужно использовать совершенно противоположную стратегию той, которой он следовал до настоящего момента, держа максимально возможное количество информации о деле за закрытыми дверями. С сегодняшнего дня они начнут выходить на публику и сообщать детали. На самом деле, ему этого совсем не хотелось, но чем больше людей будут знать, к чему они пришли и как продвигается расследование, тем более неинтересной и непримечательной будет им казаться его фигура.

Первым делом он проведет пресс-конференцию. Уже завтра в первой половине дня позовет все новостные газеты, радио и телеканалы и сообщит им большую часть того, что ему известно.

Уже по дороге домой он закинул эту идею Хейнесену, и тот ожидаемо стал настаивать, чтобы они проинформировали Слейзнера, который прямым текстом просил сообщать ему о текущей ситуации. Игнорирование этого, по словам Хейнесена, могло быть расценено как прямое неповиновение.

В его словах была доля здравого смысла, но Хеск стоял на своем. Проинформировать Слейзнера означало отдать ему инициативу в проведении пресс-конференции. Хейнесен, конечно, ничего против не имел. В любом случае, он никогда не имел амбиций стать начальником и, казалось, хорошо себя чувствовал, находясь в тени.

Но Хеска такой вариант не устраивал. Стоит ему попасть в тень Слейзнера, как он навсегда застрянет в роли жалкого мелкого начальника без права на самостоятельные мысли. То, что вдобавок они перестанут понимать, что кому известно, – еще один аргумент против привлечения Слейзнера.

Он достал старый «Эрикссон» и взвесил в руке. Без сомнений, двое мужчин охотились именно за ним. Они имели доступ к достаточно сложному оборудованию, чтобы определить местоположение с точностью до комнаты, и меньше чем через полторы минуты после того, как он выключил телефон, они поняли, что контакт с ним потерян.

В соседней комнате возникла явная растерянность. Вначале они предполагали, что их подвело собственное оборудование, и датскоговорящий не сдерживал себя в критике. Затем они склонялись к теории, что в мобильном сел аккумулятор, после чего на протяжении получаса переворачивали кабинет вверх дном, пока внезапно не ответили на звонок и не покинули дом.

Сам Хеск оставался в шкафу еще полчаса, прежде чем решился открыть дверь и выйти наружу. Ни внутри, ни снаружи дома никого не оказалось. Даже улица перед домом была пустынна. Никаких играющих детей и празднующих день рождения взрослых.

Затем он поспешил к своему автомобилю, поехал на юг в сторону Амагера и припарковался в квартале от дома, и вот здесь он сидел уже двадцать минут, пытаясь убедить себя в том, что идти домой неопасно.

Он все равно переждал еще пять минут, прежде чем наконец покинул автомобиль, закрыл его и пошел на юг по улице Суматравей до Япанвей, где, выглянув через плечо, вошел на участок, пройдя мимо разбросанных по газону детских игрушек.

Входная дверь, как всегда, была не заперта, но к его облегчению, ни Лоне, ни детей в прихожей не оказалось. Не то чтобы он не хотел их видеть. Наоборот. Просто не прямо сейчас. Лоне по его лицу тут же заметила бы, что что-то не так, и забеспокоилась бы. Поэтому он закрыл и как можно тише запер дверь и спустился в подвальный этаж.

В ванной он снял с себя все еще влажную от пота одежду. Понюхал ее и как будто ощутил запах собственного страха, что заставило его засунуть все в черный мусорный мешок.

В душе он впервые за день почувствовал, как по телу разливается спокойствие. В каплях, падавших ему на голову, и стекавших по телу струйках воды было что-то особенное. Вода смыла с него не только пот, но и частично забрала с собой тревогу, и когда он вытерся, почистил зубы и переоделся в мягкую домашнюю одежду, то был готов подняться наверх и встретиться с семьей.

В этот момент он впервые задумался о том, что их не слышал. Обычно они шумели, как целый детский сад, а с того момента, как он пришел домой, не издали ни звука. Этому могло быть много объяснений, но гонимый беспокойством из-за того, что те двое могли его опередить, он поспешил подняться по подвальной лестнице и оказаться около закрытой двери на кухню.