Адольф Бело - Королева красоты. Серия «Мир детектива - Франция»

– Подойдите, – сказал Корбин.

– Нет, нет… – пробормотал Берар, пятясь назад, – зачем вы привели меня сюда? Зачем заставляете смотреть на эту кровь? Чей это труп?

– Посмотрите на него повнимательнее, – продолжал комиссар, подталкивая Берара вперед, – вы должны его узнать.

– Как я могу узнать… Лица нет, – сказал Берар.

Тогда комиссар подошел к Берару и, глядя ему в глаза, сказал:

– Это князь Лавизин… князь Лавизин, которого вы убили.

– Я?.. Я?.. Я убил?!

– Да вы. Лучше сознайтесь. Все свидетельствует против вас. Ваше волнение, ваш ужас при виде жертвы, ваши угрозы и сегодняшнее письмо князю, наконец, ваши исследования динамита. Вы сами знаете, что князь убит бомбой, начиненной динамитом. Сознайтесь, – советую, это в ваших же интересах. Мы безусловно окажем снисхождение… допустим, заявим, что вы были раздражены чрезмерной жестокостью или обезумели от страданий. Чистосердечное раскаяние – единственный способ спасти вашу голову.

– Я не буду сознаваться, – сказал Берар, звучным, вибрирующим голосом, распрямляясь при этом, – потому что не совершал преступления. Вы обвиняете невиновного! Делайте со мной, что хотите… Я так несчастен, и не боюсь, что мне может быть хуже. – Голос старика как будто окреп, он говорил сильно и убедительно, но вдруг опустил голову и проговорил, задыхаясь и гораздо тише:

– Но моя дочь! Моя дочь! Что будет с ней?

Эти слова, вырвавшиеся из глубины души, тронули даже комиссара, и совесть развеяла последние подозрения, что Берар – виновен. Он видел перед собой невиновного. Комиссар хорошо знал, что невинный, которому неожиданно показывают изуродованный, окровавленный труп человека, некогда знакомого, не может управлять своими чувствами, только закоренелые преступники при виде своей жертвы способны сохранить самообладание. А потому вынуждены разыгрывать из себя комедиантов или изображать сцены изумления или безразличия. Судебная власть, верная старым обычаям, придает этому большое значение подобным столкновениям, обычно поручает их судьям. А он просто выполнил свой долг, как и собирался выполнить его, проведя обыск в доме обвиняемого.

Отозвав в сторону Корбина, комиссар отдал приказание немедленно ехать вместе с Бераром в его квартиру на бульвар Курсель.

– Вы отправляете меня в тюрьму? – спросил подсудимый Корбина, когда они оба сели в карету.

– Ни в коем случае, – все еще мягко возразил Корбин, – мы едем к вам.

– Зачем?

– Чтобы решить одну маленькую формальность – отвечал Корбин. И, вспомнив опасения Берара по поводу его дочери, он добавил, – но будьте уверены, что я не побеспокою вашу дочь.

Больше Берар не сказал ни слова. Он забился в угол экипажа, и яростный, с сухими, застывшими глазами, казалось, глубоко задумался о чем-то своем. Без сомнения, он думал о неслыханном стечении обстоятельств, ошеломившем его. Думал, что он проиграл. Убитый и растерянный, думал только об одном: как выйти из своего ужасного положения, какие слова следует сказать, какие свидетельства следует привести, чтобы выбраться из ситуации, получить свободу, спасти себя и успокоить дочь.

В ту минуту, когда карета остановилась у ворот дома №40. Из другой кареты, которая ехала позади, вышел полицейский комиссар со своим секретарем.

Они громко постучали, комиссар назвал консьержке свое имя и звание, которая слабо протестовала против этого ночного вторжения.

Убитый отчаянием Берар сам отпер этим нежданным гостям дверь своей скромной квартиры.

Комиссару, так же, как и Корбину показалось, что обвиняемый готовился покинуть свою квартиру, и потому они изъявили желание осмотреть находившиеся в чемоданах бумаги и книги. Берар подал ему несколько книжных томиков и тетрадей.

– «Химические исследования», – прочел комиссар.

– Разве это не кажется вам естественным, – заметил Берар голосом, который он тщетно пытался укрепить, – что у меня имеются подобные книги? Я ведь старый воспитанник школы горных инженеров.

– Без места и положения, – съязвил комиссар.

– Сейчас, да. Но я долго служил при министерстве общественных работ, и только по случаю одного столкновения с главным инженером вынужден был подать в отставку.

– Примите к сведению это заявление, – сказал судья, обращаясь к своему секретарю. Оно указывает на жестокость в характере обвиняемого.

Берар молчал.

– В письме к князю вы упоминаете об изобретении, которое может обогатить вас. О каком изобретении идет речь?