Эрик Сунд - Стеклянные тела

– Я попросил Хольгера подбросить меня туда при случае, предположил, что почта под наблюдением, и решил устроить дымовую завесу.

Хуртиг понял, почему Эйстейн честно рассказал про абонентский ящик. Они хотели, чтобы их увидели, хотели, чтобы их раскрыли, хотели продемонстрировать свое превосходство.

Нарциссизм.

Хуртиг снова посмотрел на картину. И на подпись.

– Что значит «vixi» ?

– «Vixi» значит то же, что и число 17. Шесть плюс одиннадцать римскими цифрами. А еще «vixi» на латыни значит – «я жил». Семнадцать – число смерти. Я жил, следовательно, я уже мертв.

Психопатия.

Если раньше Хуртиг видел перед собой разрозненные фрагменты головоломки, то теперь мог свести элементы воедино и рассмотреть картинку.

Макиавеллизм.

Он видел, какие детали должны стать водой или небом, а какие – лесом или травой.

Рисунок начинал проступать.

Эмилия Свенссон оказалась права. Темная Триада. Тяжелое расстройство личности.

Исаак смешал еще один коктейль и протянул стакан Эйстейну. Они кивнули друг другу, и Эйстейн сделал несколько больших глотков. Его лицо было сосредоточенным.

– Я люблю тебя, Йенс. – сказал Исаак погодя. – Помнишь, что я говорил тебе там, на мостках на Рунмарё?

Хуртиг слушал, позволяя словам врезаться в память.

– Ты… – попытался он, но дальше не получилось.

– Я цитировал «Фауста». И сказал: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Мельчайшие детали высекали правду из извращенной мысли.

Хуртиг видел, что Эйстейн допил свой стакан. Исаак сказал что-то им с Ваньей, и их тени съежились на полу, когда они выходили из помещения.

Хуртиг задышал медленно, и поначалу показалось, что он и правда дышит медленно, но, опустив глаза, он увидел, как грудь поднимается и опускается короткими поверхностными толчками.

Спокойно, подумал он. Спокойно.

Он попытался открыть рот, но челюсти словно привинтили одну к другой огромным болтом бессловесности, отчего зубы не могли разжаться.

Снова голос Исаака; по какой-то причине он действовал даже успокоительно:

– Римский философ Сенека говорил, что мудрый живет столько, сколько должен, а не столько, сколько может. Вопрос не в том, умереть раньше или позже. Вопрос в том, умереть достойно или скверно.

Не имея сил сделать хоть что-нибудь, Хуртиг смотрел, как Исаак кладет на стол револьвер.

Когда они выезжали с Бергсгатан, была плохая видимость из-за сильного снегопада.

Жанетт Чильберг просила по телефону подкрепления.

От быстрой езды Андрича слегка мутило, и он стал смотреть в боковое окно. Весь свет Стокгольма в виде желтых и красных точек за завесой свежего белого снега. Патологоанатом сидел сзади, а Жанетт – рядом с Олундом, который вел машину. Тревога за Хуртига читалась в глазах Жанетт и ее резких движениях.

Время, проведенное в больнице, не принесло маме пользы, и она страдала от депрессии. А так как их с отцом жизнь крутилась вокруг Христа, они решили, что она одержима бесами. Отец Симона, Вильгельм, заказал аолепт и хибернал, и я прочитал, что эти лекарства оказывают воздействие на нервную систему, но от них у мамы только мутилось в голове.

Старейшины уверились, что традиционное лечение медикаментами не может помочь ей, и под конец сочли, что ее заболевание – духовного происхождения, аминь. И она попросила их изгнать демонов, живших внутри нее.

Развитие мысли от первой вспышки озарения до оформленной идеи идет по тому же пути, что и развитие религии.

Сначала – откровение. Видение, которое поначалу представляется безумным. Побыв некоторое время в покое, мысль созревает и время от времени представляется утопической. Может быть, даже революционной. И тогда приходит время убедить мир в том, что ты увидел истину.

Не каждому это под силу.

Но я должен обязательно попытаться объяснить ему.

– В семидесятые годы художник Крис Бурден прострелил себе руку, велел прибить себя к крыше машины и отправил модель самолета, груженную несколькими сигаретами с марихуаной, через мексиканскую границу. Я делал то же самое. Искусство по-настоящему. Я использовал настоящих людей.

Я показываю Йенсу коробку с тем, что я брал у убитых, но не знаю, понимает ли он мои слова.

Рассказываю ему о своей первой поездке в Берлин. О встрече со Старейшинами четыре года назад. О том, как я уговорил Хольгера, Фабиана, Ингу и Х.-А. Юнга финансировать масштабный культурный проект.