Эрик Сунд - Стеклянные тела

Эмилия начала с того, что осмотрела картину с нескольких сторон. После недолгих поисков она нашла в краске следы волос.

– Разная структура волосков заставляет меня думать, что волоски и от человека, и от животного, – сказала она. – И художник, возможно, сознательно оставил их в картине.

– Итак, символическое поведение, – констатировал Иво и подумал: как же часто преступник оставляет себе сувенир, что-нибудь на память от своей жертвы.

Эмилия отступила на пару шагов и прищурилась.

– Видишь? – спросила она.

– Что именно?

– Что цвет меняется. – Она указала на пятно в нижнем левом углу.

На взгляд Иво, художник словно провел темным лаком поверх масляной краски, а потом стер его, но темный след остался.

Эмилия вышла в коридор, и Иво услышал, как она роется в сумке.

Вернувшись, Эмилия присела на корточки, открыла какую-то бутылку и принялась осторожно наносить на картину прозрачную жидкость.

– Флюоресцетин, – сказала она. – Реагирует на кровь. Точнее, на железо в гемоглобине.

Иво кивнул. Он знал, что это. Если на флюоресцетин посветить ультрафиолетом, возможные кровавые пятна станут зелеными.

Эмилия отставила бутылку, поднялась и выключила верхний свет.

В темноте пошарила у себя в карманах. Нашла, что искала.

И зажгла ультрафиолетовую лампу.

Иво простонал, Эмилия шумно выдохнула.

Комната светилась зеленым.

Иво шагнул к картине, нагнулся и рассмотрел ее поближе.

В нижнем правом углу художник оставил свою подпись. Создателем картины был не Эйстейн Сандстрём.

– Малышка, которая умерла, была нашей сестрой, – сказал Исаак. – Ей и года не исполнилось. Официальная версия – внезапная младенческая смерть, но я видел, как все было. Мама потом заболела и стала мотаться в психушку. Когда ее ненадолго выпустили, она взяла моего брата и хотела броситься под поезд. Но в последний момент передумала.

– И ты никогда никому не говорил, что видел, что сделал твой младший брат?

– Нет, а зачем? – Исаак непонимающе взглянул на него. – Кому бы стало лучше, если бы я рассказал, что видел? Маме? Папе? Младшему брату? Нет. Хорошо, что я промолчал.

Хуртиг не знал, что сказать, и вышла только циничная констатация:

– Наверное, это было очень страшно…

Исаак улыбнулся. Потом покачал головой.

– Ты, может быть, думаешь, что я принял аморальное решение, что я плохой человек, раз пошел на лжесвидетельствование. Я скажу тебе, что думаю о морали и доброте. Морали не существует, это высокомерные слова, созданные пустой сытой душой, а что касается доброты, то этим словом слабаки прикрываются, чтобы объяснить свое поражение.

Хуртиг онемел.

– Настоящая эйфория, – с нажимом произнес Исаак. – Убийство сестры, брата… Как в Библии, как в истории про Каина и Авеля, я словно оказался в центре эволюционного процесса. Дарвинизм, право сильного на выживание, в котором слабому отказано.

Глаза Исаака казались еще синее. Безумнее.

Хуртиг заерзал. Все шло совсем не так, как он себе представлял.

– Ты знаешь, кто мой брат. Ты с ним даже встречался, – произнес Исаак, и Хуртиг беспомощно провалился в бездонную, как преисподняя, дыру разрушенного доверия.

В правом углу картины стояла подпись, красиво выведенная кровью.

Исаак Свэрд.

– Пять оттенков крови, – сказала Эмилия. – Могли быть нанесены в разное время и потому высохли с разной скоростью, но это может оказаться и кровь, взятая у пяти разных людей.

Иво вышел к Жанетт, чтобы рассказать о картине, но та была занята разговором, и Иво стал ждать.

– Это срочно, – говорила Жанетт в трубку. – Информация нужна мне сейчас, и если ты не обеспечишь мне ее в течение двух минут, можешь распрощаться с должностью. Понял?

Она закончила, и Иво сообщил новость насчет картины.

Что написал ее не Эйстейн.

Патологоанатом не понял, почему Жанетт пришла в ярость, услышав фамилию художника, но услышав, в чем дело, все осознал.

– Исаак Свэрд – приятель Йенса Хуртига, – сказала она.

Жанетт позвала Олунда, спросила, знает ли кто-нибудь, где обретается Хуртиг. Она пыталась звонить ему, но его телефон или разрядился, или был выключен. Только голосовая почта. Жанетт оставила сообщение – пусть Хуртиг позвонит, как только сможет.

Никто не знал, куда отправился Хуртиг. Иво видел, что Жанетт взвинчена до предела.

– Он поехал домой, – сказал Олунд. – Я позвоню Шварцу, попрошу его съездить и проверить. Мы скоро узнаем, где он. Или, по крайней мере, где его мобильный.